Солнышкин, его друзья и девочка в тельняшке
Шрифт:
– ¦ Так и про шакала есть!
– сказал детский поэт.
– А ну?
Он с пеленок Шакаленок!
–
прочитал немедленно Корабликов.
Стихи из него так и сыпались навстречу понимающему слушателю.
– Прекрасно! Что еще, какой дьявол нм нужен?!
– Ну-ка, - прервал его Пружинян, - давай стихи! Пошли! Я им сейчас покажу!
И, схватив листки со. стихами, он бросился наверх, к Волосатикову.
ВЕСЕЛЫЙ ФОКУС ПРУЖИНЯНА
–
– спросил Пружинян, шагнув в кабинет и наступая на Волосатикова, который почему-то вдруг схватился за лоб, будто на нем выросла шишка.
– Как что? Управляю!
– ершисто выкрикнул гот и втянул голову в плечи.
– Дрянным катером управлять не мог, а взялся править всеми нами?
– сказал Пружинян.
– Кирпичики - в пузо, Борщика - в камеру?
– По закону!
– огрызнулся Волосатиков.
– А то, что корабли без горючего, а боевой разведчик без света не может дописать книгу о подвигах друзей? А прекрасный детский поэт оказывает тебе честь: приносит тебе замечательные стихи, а ты его еще выталкиваешь?! Хорош закон!
– Подумаешь, Корабликов! Что он, Пушкин? Вон и Пушкина нет, а живем без стихов!
– почти хрюкнул Волосатиков.
– Да и зачем они нужны?
– А затем, чтобы люди не превращались в хрюкающих поросят!
– выкрикнул Пружинян.
– Вот я сейчас приведу сюда целую демонстрацию школьников! Они знают, кто вырастет из сына,
если сын свиненок, они тебе объяснят, и зачем стихи, и что такое поэзия, и что такое морской закон!
– Так нет лишней бумаги, - залебезил Волосатиков.
– Нет бумаги?! — И старый морской разведчик потащил Волосатикова вниз по ступеням в типографию, где вместо детских стихов печатали этикетки с надписью «Волосатовка». Шедший за ними смущенный Корабликов вздыхал:
– Ах, вся эта затея напрасна. Все на ветер...
И тут вся компания столкнулась с ворвавшимся в коридор старым приятелем, которого все сразу же узнали по свежему напористому дыханию. Конечно, это был Ветер. С ним они штормовали, ходили под парусами... И поэтому Пружинян с ходу обратился к нему:
– Ветер, Ветер, ты могуч?
– А что?
– спросил возбужденный Ветер, от которого почему-то пахло копченой колбасой.
– Что еще?
И едва Пружинян прочитал старому другу стихи Корабликова, Ветер весело свистнул. Он выхватил из рук поэта рукопись, подлетел к печатной машине и, выдернув из нее лист с «Волоса- товкой», вставил стихи.
Через минуту Пружинян читал с листовки то, что запомнил наизусть даже без листка:
Все равно хочу светить,
Пусть попробует схватить!
Машина вовсю печатала стихи, а Волосатиков верещал, что нет бумаги.
–
– крикнул Пружинян и с маху налепил на лоб озадаченному начальнику этикетку от «Волосатовки».
Вбежавшая следом Вруля Патрикеевна воинственно выскочила вперед с криком:
– Что это вы себе позволяете? Сейчас, кажется, не то время, когда вы ходили на руках и на голове!
– Всему флоту была известна история, как молодой Пружинян прошелся на руках перед зазнавшимся туповатым капитаном.
Расхрабрившийся от такой поддержки Волосатиков выкатил грудь колесом и троекратно взвизгнул:
– Вон! Вон! Вон! Кончились ваши фокусы.
– Что?
– засмеялся Пружинян.
– Что? Какая: то корабельная крыса, шакал, смеет так разговаривать с морским разведчиком! Да я тебе сейчас покажу «кончились фокусы».
И сделав, как в молодости, кульбит, он встал на крепкие руки и уверенно пошел к выходу.
Волосатиков бросился за ним. Но Пружинян уже выходил и так хлопнул дверью, что она отскочила - раз, другой, третий!
– и трижды угодила Волосатикову в лоб.
В тот же миг Пружинян оторопело откинулся назад. От тройного удара вместо одного Волоса- тикова возникли сразу три! Все трое с одинаково красными лбами, показав на дверь: «Вон!» - вдруг бросились в кабинет занимать одно-едйн- ственное главное кресло.
– Не может быть!
– оглянулся Пружинян.
– Вот это фокус! Трехглавый волосан Волосатиков!
Такое, чтобы в глазах двоилось, он видел не раз. Но чтобы троилось - никогда! Вот наделал так наделал! Вместо одного - сразу три! Три! Тут-то с одним столько дел, а что же будет с тремя?
И он, как торпедный катерок, бросился на сопку, на помощь к коку Борщику. Корабликов посмотрел вслед Волосатиковым, грустно усмехнулся и поспешил за Пружиняном.
По дороге к ним присоединился еще один человек, в спортивном костюме, с бородкой и тетрадью в руках. Он поджидал Пружиняна, который охотно помогал молодым поэтам. И хотя бородач был не очень молод, Пружинян, посмотрев в протянутую ему тетрадь, сказал:
– А знаешь, получится хорошая песня! Только обязательно добавь побольше про Гречухина и, главное, про комаров.
– Спасибо!
– радостно сказал человек.
– Я сам чувствовал, что про комаров нужно побольше. Их там тьма! Обязательно добавлю!
Но при чем здесь этот бородач и какой-то Гречухин, а тем более какие-то комары, мы узнаем чуть-чуть позднее. Пока же всем им было некогда.
А оставшийся внизу. Ветер запустил в собравшуюся у подъезда толпу пачкой листовок со стихами Корабликова, и люди стали повторять их хором. Одни - «Все равно хочу светить...», другие - «Он с пеленок - шакаленок...».