Солнышкин, его друзья и девочка в тельняшке
Шрифт:
– Как же не доверять?!
– возражала Светка.
– Человек обещал! Просил помочь!
– радостно сказала она.
– Побольше верь!
– усмехнулся кот, которому
обещания Волосатикова показались такими же сладкими, как горчица на известной котлете.
– Отстань!
– резко сказала Светка. Она очень не любила, когда людям так не доверяли. Ведь люди меняются!
– Иди проветрись, прогуляйся!
– посоветовала она коту.
– Ну, как знаешь, - вздохнул Мотор Моторыч. У него в этом городе было немало знакомых,
ЖИЛ ОТВАЖНЫЙ ПРУЖИНЯН
На высокой сопке, совсем рядом с будущим Борщиклендом, жил известный на всех морях и океанах боевой поэт Пружинян. Бго фамилия совершенно соответствовала его виду. Он был крепким, пружинистым, его рубашку распирали мускулы, потому что всю жизнь он занимался гантелями. И стихи он писал сильные, пружинистые, про море, морские волны и морскую вечную дружбу.
Про него ходили веселые, но верные строчки:
С друзьями я - одна дружина.
Я весь спружинен, как пружина.
А кое-кто напевал: «Жил отважный Пружинян...»
Казалось, что от него все время так и разливаются волны силы и доброты.
Накануне вечером Пружинян сел за стол писать воспоминания о дружбе на войне. Про то, как ходил с друзьями в разведку, как отбивал танковую атаку. Он приготовился рассказать, как встал из окопа с гранатой в руке его друг, и сам он приготовил гранату. Поэт почти прикоснулся пером к бумаге - и вдруг, уже в который раз!
– мигнул и погас свет.
Пружинян сжал кулаки. Он выглянул в окно - света не было нигде. Во мраке молчало море, среди мрака темнели корабли... И весь город молчал, окутанный темнотой.
Только в ресторане, где гуляли Волосатиков и его дружки, слышался хохот, крик и визги.
– Негодяи! “ сказал Пружинян и сжал кулаки.
– Негодяи!
– крикнул он и отпустил пару таких слов, что от них закачалось длинное десятиэтажное здание. Не светился флот, не закипало у поэта в электрокофейнике кофе, зато сам Пружинян весь кипел, будто враги и дураки сорвали сейчас контратаку, за которую он когда-то подучил прекрасный боевой орден.
Всю ночь руки его тяжелели, наливались, Превращаясь в настоящий бронзовый кулак. И с утра, ни на что не обращая внимания, он отправился прямо к Волосатикову, чтобы сказать этому проходимцу все что положено, и только потом за рабочим столом продолжать предательски прерванную контратаку.
Пружинян обладал еще одним серьезным качеством: он был очень неравнодушным человеком. И если на пути видел, что кого-то обижают
или с кем-то поступают несправедливо, пройти мимо просто не мог. Он должен был вмешаться! Если радость была у него - он должен был обрадовать других, если у него был свет - он должен был быть у всех:
Если радость на всех одна,
На
Он уже сошел с сопки и готов был переступить порог волосатиковского офиса, как навстречу ему, отирая платком лоб, спустился высокий, в морской фуражке, пожилой детский поэт Корабликов. Он вздыхал и едва не всхлипывал.
– Что с тобой?
– спросил Пружинян.
– Тебя что, обидели?
– За старого приятеля он готов был броситься в самый крутой кипяток.
– Еще как...
– честно сказал бывший моряк, который никогда в жизни не жаловался.
– И как же?
– Написал я стихи. Хорошие, по-моему, стихи. А меня не только не печатают, а еще и выталкивают!
Когда у Корабликова получались хорошие стихи, ему казалось, что он посылает на помощь всей детворе полные радости корабли. А здесь их не хотели выпускать в плавание.
– Выталкивают?
– спросил боевой разведчик.
Вчера, защищая Борщикленд, он видел уже
подобные штучки. Вот за плохие стихи кое-кого он мог вытолкать сам. Но Корабликов писал только хорошие. И Пружинян почти приказал:
– А ну, читай!
– Вот, про грамотея, - сказал седой поэт и прочитал:
Один ужасный Леопард Ошибок делал Миллиард.
А стал пограмотнее он И сделал только
– Миллион!
– радостно закончил Пружинян и засмеялся: - Да они и не печатают потому, что сами делают по миллиону ошибок! Такое напечатать - и пол-Океанска станет вдвое грамотней. А ну-ка еще!
– Еще?
– Бывший капитан Корабликов на миг задумался: что бы прочитать новенького?
И вдруг вспомнил, что полчаса назад ему явилось удивительное видение: будто над ним, сияя, проплыла девчонка в тельняшке. Она все так наполнила светом и добротой, что у него сразу сложился стишок, который он и прочитал Пружиняну.
Светлячок себе сказал:
– Я, конечно, очень мал.
Но подумал:
«Ну и что ж?
Я на солнышко похож!»
– Отлично1 - сказал Пружинян.
– И такое не печатать?!
– Нет, говорят: печатная машина занята, - и Корабликов показал подобранный только что листок бумаги, на котором было одно слово «Воло- сатовка»...
– А стихи, говорят, никому не нужны!
– вздохнул Корабликов.
– Очень нужны! Необходимы! Только надо бы побольше боевитости!
– воскликнул Пружинян.
Ему на пути тоже явилось Облако с прямо-таки солнечной девчонкой, и ее воинственное настроение намагнитило и без того боевого поэта. Казалось, ее появление наэлектризовало всех.
– А есть и боевое!
– сказал Корабликов и прочитал*
– Не светите, светлячок,
Схватит вас морской бычок!
– Все равно хочу светить.
Пусть попробует схватить!
Отлично! Молодец! Так и надо!
– крикнул Пружинян, и рубашка йа нем хрустнула от вздувшейся мускулатуры.
– Шакал!