Соло для попаданца с оркестром
Шрифт:
Но я отвлёкся. На натянутых канатах выступали две девушки, почти подростки. Блондинка в синем обтягивающем трико с блестками и в короткой юбочке, и рыженькая в таком же зеленом костюме. Гибкие тела исполняли всякие сальто, бочки, тулупы. Собственно, я никогда не интересовался, что же эти термины означают, на слуху были только сами названия прыжков. В общем, девушки скакали на канатах, как белки. Делали кульбиты вперед и назад. Перепрыгивали друг через друга. Иногда казалось, что кто-то из девушек сорвется, но в последний момент гимнастка успевала схватиться за канат рукой, или ногой, согнув колено, или даже могли зацепиться пальцами
Мы с Натой протолкались сквозь толпу поближе к помосту. Внизу за порядком следил мужчина средних лет. Крепкий, жилистый. Того поджарого телосложения, что обычно можно было увидеть в старых советских фильмах в роли оперов. Рядом стоял юный бугай-орк на две головы выше начальника — а поведение мужчины говорило именно как о руководителе труппы. Человек и орк спокойно беседовали, поглядывая в толпу зрителей и иногда поднимая взгляд на гимнасток. На ступеньках помоста сидел музыкант с ваколой — местным струнным инструментом. Вакола похожа на земную лютню, но гриф прямой, а не такой извращенно поломанный, как у лютки. Эдакая помесь с грифом гитары и грушеобразным корпусом лютни.
Старое испитое лицо музыканта было отрешено. С пальцев срывалась рваная мелодия — то медленная, то с резкими ускорениями, под которую и пытались танцевать гимнастки. Да, пожалуй, именно танцевать. Получалось что-то вроде современных мне спортивных танцев — смесь спортивных движений, эквилибристики и классических плавных танцевальных па.
Внизу между зрителями шмыгал юркий мальчонка. То задорно отвечая на реплики, что вызывало смех окружающих, то ловко уворачиваясь от подзатыльников и пинков, что вызывало не меньший хохот, он собирал плату за выступление циркачей.
Его ловкие движения раззадорили меня, и я решил пошутить. Когда он был за дюжину шагов от меня, с криком «лови» я кинул ему монету в одну шестую серебряка. Оглянувшись на меня, пацан подпрыгнул с места выше своего роста и, совершив сальто, сумел подставить под мою монету котелок, в который он собирал плату. Завершив кувырок приземлением на одну ногу и отставив вторую ногу в сторону, он заглянул в котелок. При этом состроил такую рожицу, мол «я тут стараюсь, работаю, а мне за это гроши», что все, кто стоял рядом, захохотали. Ну что ж, усложним задачу.
— Кидаю сразу полдюжины монет! Если сможешь поймать, то все твои. Если пропустишь хоть одну, то заберу всё, что сейчас в котелке.
Задумавшись на мгновение, мальчишка поглядел на медь в котелке, медленно выдохнул и кивнул, серьезно глядя мне в глаза. Я быстро, но плавно кинул веером монеты одну за другой. Глаза мальчишки потеряли фокусировку, он тягуче подпрыгнул. Котелок двинулся наискосок на перехват монет. Увидев, что монеты летят ровной линией, пацан решил захватить все одним движением. У него почти получилось, последняя монета звякнула о ребро посудины и отлетела в сторону. Изогнувшись в прыжке, мальчонка буквально выстрелил рукой назад и успел поймать последнюю монету. Приземлившись и отдышавшись, он гордо поглядел на меня. Потом его взгляд упал на то, что он поймал, и его брови поползли вверх. Он неверяще посмотрел на меня.
— Твоя. Лично. — Подтвердил я. В отличие от других монет, это был золотой. Бывает такое, вроде транжирить обычно не люблю, но иногда могу шикануть. Вот и сейчас, мне такое мастерство паренька очень сильно
— Не переживай о деньгах. Всё это преходяще. Мой капитал гораздо больше. Несколько стенов золотых точно.
Она задумчиво посмотрела на меня. Я медленно наклонил голову, подтверждая этот факт. До сего момента как-то не было случая похвастаться своим богатством. Да и смысла не видел — болтать об этом.
***
— Ваша милость, — послышался голос справа.
Оказывается, пока я развлекался с пацаном, приковылял хозяин этого цирка-шапито. Пока он стоял, этого не было заметно, но его левая нога плохо гнулась. Вероятно, травма. Судя по сложению, он сам был гимнастом. Черты лица, схожие у паренька и руководителя заведения, позволяли предположить о близком родстве. Судя по всему, глава всех этих артистов являлся и главой рода.
Я повернул голову на голос и вопросительно поднял бровь.
— Ваша милость, не стоит давать ребенку такие деньги. Он просто не сможет их потратить. Скажут, что он вор, и отберут.
— А ведь ты прав… — Я задумался. Ситуация получалась двоякой. Я всё ещё хотел наградить паренька. Но такая награда могла сделать ему только хуже. Еще прирежут в подворотне.
— Послушай…
— Джакобо, Ваша милость.
— А сын?
— Тоже Джакобо.
— Джакобо… Давай поступим так: я передаю золотой тебе, а ты будешь выдавать мелочью или платить за него, когда он попросит. Ты ведь не обидишь собственного сына?
Не думаю, что он загребет всё, что я дал пареньку. Мужчина выглядел меркантильным, но не жадным. Такой не будет тратить зря, но и «чахнуть над златом» тоже не станет.
— Может, отправить мальчишку в школу? — закинул я предложение.
— Я сам обучаю его грамоте, милорд.
— Ну, как знаешь.
За время нашего разговора представление гимнасток подошло к концу. Орк помог им спуститься. Причем, спустились они так же зрелищно, как и выступали. Артистки отошли к вершинам трех лучей, которые образовались из натянутых канатов. Одновременно подпрыгнув, они сделали кульбит и нырнули в центральный проем. Орк, стоя в центре помоста, поймал двоих на руки, а третья приземлилась на плечи. Площадь засвистела и заулюлюкала. Гвалт поднялся еще больше. Из передних рядов, где находились местные аристократы и олигархи, на помост полетели монеты. Судя по блеску, там мелькала не только медь.
Джакобо жестом отправил сына собирать выручку и обратился ко мне:
— Ваша милость, я погляжу, вы хороший человек. А почему бы хорошим людям не посидеть за бутылочкой вина?
Жизненный опыт циркача правильно подсказал ему, что я не буду чваниться своим происхождением. Да и с чего бы вдруг? Призрак за зиму натаскал меня так, что аристократизм пёр из меня, как опара из горшка на теплой печи. Но внутри я оставался тем же советским парнем. «Советская демократия — самая демократичная в мире». И сарказма здесь немного. Когда я еще жил при Советах, то отношение к человеку строилось не по его жизненному достатку, а по характеру самого человека. И хотя за эти годы я пообтесался, но стержень остался тот же. Никогда я не продолжал общаться с людьми, которые «накололи» меня. Не мог я лицемерно улыбаться, подлизываться к начальству, подсиживать коллег и делать другие, обычные для карьериста, вещи.