Соловей для черного принца
Шрифт:
— Роби, — услышала я тихий возглас Сибил, она встала между мной и Николсом и прошептала. — Не поддавайся ему. Он намеренно провоцирует тебя, это же и глупцу ясно.
— Поздно, Сиб, уже поздно, — ответила я ей не менее горячим шепотом. — Борьба, происходившая в моем сердце, закончилась бесславным провалом
ГЛАВА 31
— Поразительно, как ты согласилась?! Я до сих пор не верю, что ты осмелилась!
— В этом нет ничего поразительного, Летти, — спокойно ответила я. — Если бы
— Невыносимо быть благовоспитанной, как ты! Лучше слечь в гроб, чем нагонять на всех тоску и скуку!
— Ты повторяешься. Это тоже несколько утомительно.
— Фи, — следуя неизменной привычке, Виолетта резко сменила тему. — Глупости, что рядом с Дамьяном мы подвергаемся опасности, Единственное, что нам грозит — это косые взгляды черствых снобов. Но их происки меня не волнуют. Признай, Дамьян неподражаем! Мне кажется он, и только он, может украсть мое сердце.
— А сколько раз крали до него? Твои любовные романы слишком коротки, чтобы вести счет?
— Что ты знаешь о таких романах? Тебе они неведомы!
— Ты права, ничего не знаю, и не хочу знать впредь.
— О, как мы целомудренны! — язвительно ввернула Летти. — Вы с Сибил всегда были эталоном всех мыслимых достоинств, а я тем самым уродом, что отравляет жизнь всем вокруг… Монашки!
— Мы просто не так глупы, если это то, что ты имеешь в виду.
— Я тоже не глупа! Только у меня есть то, чего не достает вам, — смелость! — презрительно ответила она. — Смелость быть свободной, быть самой собой. Делать то, что мне нравиться, поступать, так как считаю нужным! Я свободна от всех и вся!
— Именно свобода позволяет тебе так легко избавляться от добродетели и пренебрегать чувствами близких.
— Оставь в покое мою добродетель! У нас разные понятия о том, что полезно молодой девушке. Тем более легкий роман не отразится на моей добродетели.
— Правильно, у тебя ее и так не хватает, едва ли заметишь потерю.
— Ты противоречишь сама себе, — Виолетта прищурилась, — ты сама не прочь закрутить роман с Николсом! С самого начала ты только и делаешь, что флиртуешь с ним.
— Я не флиртую. Мы старые друзья, ты же не можешь этого отрицать.
— Но старые друзья не ведут себя, словно узурпаторы!
— Ты что, злишься из-за невнимания к тебе Николса? — шелковым голосом спросила я. — Неужели, тебя волнует какой-то деревенщина, когда рядом неподражаемый мистер Клифер.
— Но он мой! Он всегда был моим. Оставь его в покое!
— Не ты ли сравнивала его с любимой комнатной собачкой, которая таскает за тобой домашние тапочки. Что тут удивительного, если Николсу надоело это занятие…
При обычных обстоятельствах наша колкая беседа могла бы потешить меня, но сейчас, не зная, что задумал Дамьян, я была не в состоянии отвлекаться на бурные прения.
Чем ближе мы подходили к отведенному для скачек месту, тем отчетливее я понимала, что совершила ошибку. Мне следовало отказаться от своих слов, отступить. Но я не сделала этого. До чего же может дойти человеческая глупость!
Для скачек был огорожен длинный, почти в полмили, участок поля вдоль оврага. С одной его стороны, у обрыва, ровной шеренгой выстроились жерди с полыхавшими смоляными бочками. С другой — тянулся наскоро сколоченный заборчик. Возле него, напирая и чуть ли не переваливаясь через перила, толпились десятки людей, пришедших на скачки со всех окрестных деревень.
Я была совершенно не подготовлена к открывшемуся зрелищу и потрясенно осматривалась кругом. Казалось, каждый клочок поля был заставлен повозками и запружен беспокойным людом. Разгоряченные крепким элем, мужчины вопили во всю глотку, когда мимо проносились лошади. Они толкались, грозили кулаками, отвешивали подзатыльники и подкидывали вверх шляпы. Женщины не уступали им и визгливо подбадривали участников, то и дело разражаясь смехом. Отовсюду сыпались скабрезные шуточки, от которых нещадно горели уши. Очередной шедевр словоблудства передавался из уст в уста, отчего люди из кожи лезли вон, чтобы похвастаться остроумием и погреться в лучах всеобщего одобрения.
Нет, я не испугалась. Когда потрясение прошло, во мне проснулся алчный интерес, как бывает, когда впервые нарушаешь запрет и проникаешь за грань дозволенного. Еще ни разу мне не доводилось бывать там, где столь открыто бурлили эмоции и кипела «живая» жизнь, не сдерживаемая условностями. Темнота позволяла многое сокрыть. А багровые сполохи только усиливали возбуждение. Они бесновались на лицах людей, придавая им демонические очертания.
Разумеется, я поняла, что нам не место здесь. Но уже с самого начала этой ночи я позволила себе безумство, вместо того чтобы, как всегда, подчиниться трезвому и холодному благоразумию. Но, если быть честной, мне хотелось этого. Хотелось, сбросить с себя путы благовоспитанности, так ненавистной Летти, и окунуться в мир доселе мною неведомый. Во мне словно бы проснулся бунтарь, который восстал против моей правильности, такой привычной и…набившей оскомину. Что было причиной этому? Я не могла ответить. Возможно, не осталось сил на сопротивление.
— Роби, — услышала я сдавленный шепот Сибил, — мне не нравится здесь. Давай уйдем отсюда.
— Все будет хорошо, — подбодрила я ее.
Дамьян шел впереди нас, уверенно расчищая дорогу к ограде. Иногда он оборачивался, чтобы проверить, не травмировали ли наши ребра излишне напористые локти грубиянов. При этом его взгляд неизменно останавливался на мне, а затем насмешливо обращался к мистеру Ливингтону, поддерживавшему меня за локоть.
Наконец, мы добрались до забора. С этого места хорошо была видна полоса, у которой участники готовились к следующему старту.