Соловей для черного принца
Шрифт:
В следующее мгновение появился Фред Бредли. Он ринулся к лежавшему брату и принялся осматривать его, щупая и тыкая в грудь пострадавшего пальцами. Вдруг он вскочил на ноги, и, размахивая кулаками, набросился на Николса.
— Это ты столкнул его! — взревел он.
Николс отскочил от него, закрываясь руками. Никто не удерживал Фреда.
— Ты столкнул! — распаляясь все больше, кричал Бредли. — Ты понял, что тебе не удастся выйти вперед, что твой жеребец не так хорош, и силёнок у него маловато! И ты столкнул!
— Нет, Фред, поверь
— Ты жулик, Ливингтон! И лгун впридачу!
В остервенении Фред пружинистым скачком устремился к Николсу, схватил его за грудки и так тряханул, что у того голова заболталась, будто пришитая.
Мы с подругами почти одновременно вскрикнули. Николс умудрился отбросить от себя буяна, и тот едва не свалился. Взвыв от ярости, Фред снова пошел в атаку.
Мы продолжали стоять у забора, Сибил напряженно-неподвижная, потому что неподвижность была ее единственным прибежищем; а Летти, взбешенная, кипевшая от ярости, но обуздывавшая себя — она, которая до сих пор никогда себя не обуздывала. Уже во второй раз я отметила, что ее переживания слишком сильны для якобы равнодушной к Николсу особы. Но сейчас было не время, чтобы задумываться над этим.
И тут произошло что-то поистине неописуемое. Забулдыга, стоявший неподалеку от нас, забрался на забор и, подняв руку с бутылкой над головой, завопил что есть мочи:
— Это он! Я видел, как он его толкал! Ногой, ногой толкал!
Поднялся нестройный гул.
— Я видел! Я всё-ё видел! — не унимался забулдыга. И осмелев от одобрительных возгласов, стал закидывать Николса грязными ругательствами.
— Этот рыжий зяблик — прохиндей, какого еще свет не видывал! — вторил ему картавый голос из толпы. — Сшиб беднягу Бредли!
— Если б не этот хлыщ, Бредли бы победил! — донеслось с другой стороны.
Николс стал бордовее своего жилета. Сначала он порывался что-то сказать, но никто не слушал его. Тогда он затих, осматривая толпу отрешенным взглядом. На его лице появилось выражение гордого пренебрежения, будто он решил не обращать внимания на оскорбления. Это молчание только подзадорило крикунов.
— Что ты там застыл, как заколотый боров? Отвечай — толкал или не толкал?!
— На харю то гляньте! С такой харей не только толкнуть — убить можно!
— Дай-ка я ему вдарю!
Разъяренных голосов становилось все больше. Кто-то разгорячился настолько, что пожертвовал своей пивной закуской, бросив в сторону Николса луковицу. Этот бросок еще больше распалил собравшийся люд. Им было плевать на то, кто выиграет скачки, плевать на Дэвида Бредли, все еще не пришедшего в себя и лежавшего в размолотом копытами месиве травы и глины. Они были похожи на стаю псов, загнавших кролика и уже отведавших крови.
Я повернулась к Дамьяну.
— Сделай же что-нибудь! Останови их!
— Зачем?
— Ты должен что-то сделать! Они же покалечат его!
Он расхохотался, и смех этот был похож на скрежет железа.
— Или
Я оглянулась, и крик застрял в горле. Там была драка. Нет, не столько драка, сколько водоворот: мелькание голов, и плеч, и спин, и брыкающихся ног. И из этой гущи внезапно возникла жердь в синем твиде и вино-красном жилете. Пиджак был разодран пополам и свисал с рук двумя жалкими половинками. Николс размахнулся, целясь в кого-то. Я даже видела, как он вопит. Но вдруг его сбили с ног, и он исчез, вновь затерявшись в водовороте тел.
Рядом, почти мне в ухо, Сибил без конца повторяла слово «нет», монотонно, с каким-то глухим надрывом выговаривая его.
— Их уже ничто не может остановить, — спокойно сказал Дамьян, — по крайней мере, некоторые из них зашли слишком далеко. Хочешь дезертировать с места сражения, соловей?
— Нет! Я останусь здесь. Там же Николс!
— И что? Побежишь спасать его из-под кулаков отъявленных драчунов? Ты у нас большой специалист по спасению! Только подумай прежде, как ты объяснишься со своей теткой. Она будет в восторге от того, что ее невинная племянница получает массу удовольствия, развлекаясь в таком скверном обществе. Интересно, она спросит, как далеко ты уже зашла…в своих развлечениях?!
Я почувствовала тошноту. Еще миг и я бы ударила его.
— А я хочу уйти! — отчеканила Виолетта. — Мне все это надоело! Меня беспрерывно толкают, отовсюду воняет! Дамьян, сию же минуту отведите меня из этого смрадного места. Меня абсолютно не воодушевляет, что мужланы дубасят друг друга!
— Моя чувствительная мисс Тернер, вы знаете дорогу. Вы шли сюда не с закрытыми глазами!
— Что?! Да как вы смеете…
Меня всю трясло. И я готова была перелезть через забор и кинуться в самое пекло, лишь бы мои действия утихомирили эту дикую орду. Но я продолжала стоять. Я была абсолютно бессильна.
— Роби, Сиб, мы уходим! — неожиданно заявила Виолетта тоном, не уступавшим командирскому рыку моей тетушки. — С Ники ничего не случиться — синяки еще никому не причинили вреда!
Она была исполнена твердости и непреклонности. Сейчас при виде ее гордо задранного подбородка, никто бы не поверил, что этой тигрице свойственна игривая жеманность, вызывавшая у окружающих приступы тяжелого несварения, будто после непомерного злоупотребления яблочной пастилой до отвратительного приторно-сладкой.
Ей надо было командовать армией, а не красоваться перед зеркалом. Она взяла нас обеих за руки, крепко стиснув запястья, и двинулась в самую толчею. Но она просчиталась, если надеялась, что «мужланы» будут разбегаться перед ней, как перед воинственной амазонкой, расчищавшей путь острым клинком. Вокруг нас поднялись гогот и улюлюканье. Со всех сторон к нам потянулись грязные ручищи, хватая подолы платьев, теребя шляпки, стараясь сорвать их, и больно, до слез, щипая во все места, куда добирались бесстыжие пальцы.