Сомнительные ценности
Шрифт:
— Надеюсь, что нет! — воскликнула она. — Очень надеюсь…
Она просунула руку под пиджак Хэмиша, сквозь шелк рубашки ощущая тепло его крепкой груди. Катриона чувствовала себя отважной, безрассудной, отбросившей все запреты. В этот момент для нее не существовало ничего невозможного.
Поглядев на нее загоревшимися глазами, Хэмиш без дальнейших колебаний наклонился вперед и опустил стеклянную перегородку.
— Мы передумали, — сообщил он шоферу. — Поедем прямо в отель.
Получив новые инструкции, привыкший к прихотям клиентов шофер и глазом
Отель «Дюкс Корт» выбрала Катриона, потому что когда-то прочитала в рекламном проспекте, что это самая изысканная, роскошная и элегантная из маленьких гостиниц Лондона. Не прошло и нескольких минут, как «роллс-ройс» въехал под арку из красного кирпича и остановился у подъезда здания, расположенного на одной из узких, отходящих от Пэлл-Мэлл улочек. Шикарный вестибюль отеля был отделан красным деревом, с портьерами малинового бархата с золотой бахромой. Повсюду были расставлены горшки с живыми цветами, насыщавшими воздух приятными ароматами. Здесь царила обстановка другого времени — века моноклей, усов и безрассудного гедонизма.
Войдя в свою комнату, Хэмиш и Катриона помогли друг другу снять пальто.
— Теперь, наконец, мне будет позволено тебя обнять? — поинтересовался Хэмиш, прижимая к себе Катриону. — Весь вечер я ждал этого момента!
— Слава Богу, что твое терпение не лопнуло раньше, иначе весь свет увидел бы мои подвязки, — ответила Катриона, извиваясь в его настойчивых руках.
— Это единственная причина, почему я не сделал этого раньше, — заявил Хэмиш, добравшись до самого верха ее теплых бедер. — Я хотел сохранить все это для себя.
Он встал сзади, чтобы расстегнуть две пуговицы у нее на поясе. Юбка Катрионы полетела на пол, и при виде открывшегося зрелища — стройных белых бедер, перечеркнутых черными подвязками, — у Хэмиша перехватило дыхание. — Твоя кожа напоминает мне парное молоко, — признался он, касаясь мягкой чувствительной плоти, — или сливки, когда их только что принесли с фермы.
— Где это ты такое видел? В Мотеруэлле? — удивилась Катриона, вздрагивая от его прикосновений.
— Моя тетя работала на ферме, — объяснил Хэмиш. Его ласки становились все более интимными и настойчивыми. — Мы всегда ездили к ней на каникулы.
— Посмотрим, многому ли ты там научился, — сказала Катриона, чувствуя, что его усилия начинают достигать цели и у нее подкашиваются ноги. — Надеюсь, ты сможешь донести меня до кровати.
— Нет проблем, — усмехнулся он, взваливая ее на плечо. — В деревне мне приходилось таскать тюки с сеном и все такое. — Он бесцеремонно сбросил ее на постель и начал расстегивать брючный ремень.
— До чего же приятно! — потянулась Катриона и, глядя, как он раздевается, сняла блузку.
— Все девушки обожают, когда их носят на руках, — подтвердил Хэмиш, снимая рубашку.
— Да, только если их не сравнивают при этом с тюком сена, — засмеялась Катриона.
Хэмиш остановился, наблюдая, как Катриона, лежа на постели, снимает чулки и подвязки. Подняв ногу и выгнув носок, она с
Черный пояс с подвязками полетел в угол.
— Если бы у тебя была возможность провести вечер где угодно, как угодно, что бы ты выбрал? — вдруг спросила Катриона.
— Кроме того, чему я только что был свидетелем? — усмехнулся он, однако, снимая ботинки, поразмыслил над вопросом и ответил: — Доминго, Верди, Парижская Опера, затем ужин у «Максима», а затем… отель «Георг Пятый» с моей Катрионой. — Он бросил на нее такой же жадный взгляд, как в «роллсе», и так же игриво усмехнулся. — Подумай о таком варианте.
— А чем тебя не устроил Эндрю Ллойд-Вебер? — поинтересовалась Катриона. — Недостаточно волнующий?
— На мой взгляд, он не задевает те душевные струны, что Верди.
— И каких бы высот мы сейчас достигли, если бы были вдохновлены Верди? — съязвила Катриона.
В ответ Хэмиш шагнул к столику и снял телефонную трубку.
— Сейчас мы это выясним. В конце концов, этот отель считается первоклассным… — Он соединился с бюро обслуживания и, повернувшись спиной к кровати, тихо заговорил в микрофон.
— Что ты придумал? — спросила заинтригованная Катриона.
— Потерпи, увидишь, — с таинственным видом ответил Хэмиш. Опустившись на постель рядом с ней, он исследовал пальцем линию ее плеча, небрежно сдвинув в сторону бретельку. — Или ты уже не можешь ждать?
— Ха! — с негодующим видом Катриона выпрямилась, поправила бретельку и, усевшись по-турецки, изрекла: — Я-то могу ждать, если ты можешь.
Не прошло и минуты, как к ним постучали. Хэмиш, в голубых спортивных трусах, прошествовал к двери и, приоткрыв ее, получил небольшой портативный магнитофон. Комнату сразу же заполнил ласкающий слух тенор.
— А вот и он — «Трубадур»! — торжествующе объявил Хэмиш, поставив аппарат на столик возле кровати. — Ночной портье заслужил высший балл.
— Доминго? — выгнув бровь, осведомилась Катриона.
Хэмиш прислушался и покачал головой:
— Нет. Каррерас. Но и он хорош.
Он жадно набросился на нее и, сдернув комбинацию, покрыл поцелуями ее небольшие груди с розовыми сосками.
— Ты прав, — выдохнула Катриона, когда его ласки стали бурными в унисон музыке. — Каррерас хорош.
Однако, вместо того, чтобы достичь высших ступеней экстаза, Катриона вдруг почувствовала, что в этот раз ее блаженство будет неполным. Почему-то она не могла забыться, окунуться в щекочущий водоворот страсти. Может быть, виной тому Верди, а может, просто она выпила чересчур много шампанского, но скорее всего, все дело в терзавших ее изнутри «большом Б и большом В», решила Катриона, занятая самоанализом в тот момент, когда ей следовало бы грезить. Большое Б — благодарность — заставило ее очень стараться, когда в предыдущие разы она позволила себе очертя голову ринуться в Сад наслаждений.