Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни
Шрифт:
Когда ей стали предлагать разумные цены, желая помочь, вмешался хороший знакомый: «Накиньте немного, и она продаст. Курица красивая, жирная, вскормлена фасолью и кукурузой, покупайте, не пожалеете!» Едва покупатель отвернулся, он шепнул тетушке Ян: «Если хотите продать, сейчас самое время. Сегодня на рынке полно городских, они дают хорошую цену. Вы даже в городе таких денег не выручите». Благонамеренный совет ей не понравился:
— Хотите продавать — продавайте, а я не собираюсь. Я в деньгах не нуждаюсь.
Кто-то вставил:
— Зачем же пришла, если в деньгах не нуждаешься? Заняться больше нечем? Или не терпится утиные бои посмотреть? Что-то у тебя за плечами ничего нет — может, жернова не хватает?
Тетушка Ян не распознала болтуна в толпе, да и не желала
— Ублюдок, твоим бы матери и бабушке жернова на спину повесить! Вот бы все посмеялись!
Со смерти матери Цяосю прошло уже пятнадцать или шестнадцать лет, так что история о жерновах осталась в прошлом, и даже в деревне уже мало кто помнил о случившемся.
…Кто под холодным зимним ветром потащит курицу на рынок, если ему не нужны деньги? Тетушке Ян повезло: горожане как раз покупали подарки на Новый год. Ее затея оказалась на удивление удачной — курица принесла больше денег, чем ее хозяйка могла представить себе в самых смелых мечтах. Продав ее, тетушка Ян обошла все торговые палатки — с бесчисленными курами, утками, овцами, кроликами, котятами и щенками, с орущими, яростно торгующими людьми. Она нашла и, поторговавшись, купила всё, что было у нее в корзине. Даже четыре куска тофу — словно желая посмеяться над собственным упрямством. И со смешанным чувством сожаления, усталости, радости и смутного предчувствия она поспешила домой в деревню.
По пути она встречала других жителей деревни: одни гнали поросят по дороге, крепко обмотав их шеи лозой, другие — несли в бамбуковых корзинах на спине. Это напомнило ей о женитьбе Дуншэна. Когда ему исполнится двадцать, на свадьбу понадобятся четыре свиньи. Это случится всего через шесть лет. Сейчас она навестит его в штабе, угостит новогодним печеньем и измерит ногу, чтобы проверить, достаточно ли материала для новой обуви. Затем она отведет его домой на праздничный ужин. Перед тем как сесть за стол, они зажгут благовония и свечи, будут бить поклоны предкам. Отец Дуншэна умер ровно десять лет тому назад.
— Наследнику семьи Ян четырнадцать лет, — любила похвастаться тетушка Ян. — Вы-то, поди, думаете, что цыплят вывести легко! Его отец оставил нам только серп да цепь… знали б вы, как мне тяжко пришлось! — Тут глаза ее начинали краснеть и наливаться слезами.
Кто-нибудь брался ее утешать:
— Будет вам, тетушка Ян, у вас ведь сейчас все хорошо. Было много невзгод, но вы их преодолели! У Дуншэна большое будущее, командир отряда обещал отправить его в школу. Когда вернется, тоже станет командиром! Единственный сын двух родов [108] получает двойное наследство и может жениться на двух женах. За дочерью начальника бао в лагере Ялаин дают приданое из восьми наборов постельного белья. Будет кому набить вам трубку и налить чай. Лучшие времена впереди, так о чем печалиться?
108
Если из двух братьев только у одного есть сын, то он считается продолжателем рода для обоих братьев, поэтому каждый из них подыскивает ему отдельную жену.
Какое-то время тетушка Ян стояла возле курятника писаря, с улыбкой глядя на его цыплят. Возможно, она все еще оплакивала судьбу курицы и двадцати четырех яиц, которые только что продала, и улыбалась, чтобы не выдать своих чувств. Было уже поздно. Снег таял. На рынок пришло так много людей, что дороги превратились в слякоть — ни пройти, ни проехать. Храм Царя лекарств находился в половине ли от деревни, за полями, между которыми бодро неслись два ручья, питаемые талым снегом, и через каждый из них был перекинут узкий, из одной доски, мостик. «Дуншэн не сможет добраться до штаба сегодня вечером, так что и домой не вернется», — подумала тетушка Ян. Она немного поколебалась, не следует ли ей оставить большой пакет печенья из зимних фиников в штабе для писаря, но, потоптавшись в нерешительности, в конце концов взяла корзину и отправилась домой. Мы стояли за каменной оградой перед входом в храм
— Дороги скользкие. Будьте осторожны, не упадите в воду. Работник принесет вам еду!
Примерно в половине шестого из всех труб в деревне повалил дым от очагов. Сначала появились отдельные столбы, которые поднимались прямо вверх, не смешиваясь друг с другом. Затем произошло удивительное: столбы под давлением холодного воздуха будто обрушились, и дым потянулся над домами, образуя слои молочно-белого тумана. Скоро туман полностью окутал деревню. Как тетушка Ян готовила ужин в тот день? Ее кухня опустела: уже не было курицы, которая запрыгнула бы на разделочную доску, чтобы клюнуть ее шпинат. В привычное для кормления время тетушка Ян, как всегда, зачерпнула горсть зерна для курицы — и вспомнила, что птица уже продана. Но она и представить себе не могла, что в тот самый день, в тот самый час, в пятнадцати ли от деревни, в Хунъяньли, Дуншэн и два торговца опиумом были схвачены.
В тот вечер мы с писарем сидели при свете масляной лампы и обсуждали «Описания удивительного из кабинета Ляо». Он считал эти истории древними фантазиями и никогда не боялся ни привидений, ни оборотней. После чарки вина его язык развязался. Зная о моей мечте увидеть Цинфэн или Хуанъин, а также о другой моей слабости, он рассказал мне историю матери Цяосю. Слово за слово, и вот он уже начал убеждать меня бросить учебу. Сидеть в простой лодке, считал он, куда лучше, чем жить в высокой башне: больше возможностей увидеть чудеса, от которых бешено забьется сердце двадцатилетнего юноши. Тем самым он хотел сказать, что я должен посмотреть мир, а не приковывать себя к одному месту, не ограничиваться одним кругом занятий и не вспоминать всё время ту лодку, в которой и он когда-то сидел и которой давно уже нет.
Я почти видел, как лодка гребет к середине водоема, почти физически ощущал себя в ней. Вот кто-то упал в воду, вот лодка поворачивает назад… Небо и вода спокойны, все кончено.
Ничто не вечно, лишь одно незыблемо среди непрочности этого мира: то, на что смотрела своими яркими, нежными, всепрощающими глазами молодая вдова, так любившая жизнь, — нежная тишина вечерних сумерек, отражение облаков и звезд в воде, разбитое двумя веслами. Две недели прошло, как сбежала Цяосю, и шестнадцать лет с тех пор, как утонула с каменным жерновом на шее ее мать.
Но это был еще не конец. Это было только начало.
1947 г.
НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ ОБЫКНОВЕННОЙ ЖИЗНИ
перевод К. И. Колычихиной
Матушка Мань вышла из маслобойни и отправилась на мельницу. С приходом зимы ручей высох, жернова остановились, свисавшие с водяного колеса зеленые водоросли выцвели, а на камнях лежал белый птичий помет. С первого взгляда было видно, что наступление зимы нарушило привычный ход событий, — всему требовалось время, чтобы отдохнуть. Однако выпавший снег будто принес весть о приближении весны. Снег таял несколько дней подряд, талые воды, собиравшиеся в запруде, достигли уровня затвора, и работники доложили, что воды уже достаточно для того, чтобы запустить жернова. Хозяйка пришла посмотреть, а заодно и помочь работникам: убрать метлой кружева паутины со стен и жерновов, капнуть на горизонтальный вал и на обод немного масла, подвесить стоявшее в углу корытце. Попутно хозяйка распорядилась принести из дома корзинку клейкого риса, чтобы проверить, как работают жернова, так как, согласно обычаю, на Новый год непременно нужно приготовить лепешек из клейкого риса, да и новобрачной [109] , когда она пойдет навещать родственников, обязательно нужно взять с собой лепешек и сладкого рисового вина.
109
О свадьбе командира см. рассказ «Наутро после снегопада».