Сон любви
Шрифт:
– Ждём, а пока готовь пакет документов на создание, – подытожил Марк.
Сергей действительно появился, но неожиданно для всех его не утвердило на должность директора «вышестоящее руководство». Мария была в растерянности, ведь её ругали за задержку процесса создания фонда, но она всё ещё не понимала, кто будет директором.
Пока однажды в кабинет не зашла Танюша. Мария в очередной раз посетовала, что незаслуженно получила очередной выговор от Учителей.
– Мария, ну вы что, – улыбаясь, сказала Танюшка, – так и не поняли, кто будет директором фонда?
– Танюшка, я не могу, зачем марать имя фонда?
– Раз Они ставят Вас директором, значит, помогут закрыть все долги к моменту начала работы фонда. Всё будет
– Хорошо, выбора, видимо нет. Я мечтала быть советчицей при директоре, но раз уж директор, так директор, – решила она.
Они оформили документы и подали на регистрацию в Министерство юстиции. Вот здесь бы порадоваться, но…
IV
Иоаким считал коридоры дворца. Он был непривычно серьёзен – после встречи с отцом ему было о чём подумать.
Перегрин общался с сыном наедине, и это было редким событием – не зря он слыл самым немногословным из всех, и то, что он считал нужным объяснить, воспринималось с высочайшим почтением. Даже Иоаким разговаривал с отцом всего несколько раз – это были долгие беседы о том, что каждый отец должен сказать своему сыну. Это были даже не разговоры – зрение Перегрина позволяло ему видеть человека так глубоко, что он мог читать его душу так же ясно, как книгу. Его собеседнику не нужно было объясняться словами, так же как и Перегрину не нужно было пытаться их произносить – он обладал волшебным даром разделять с собеседником ясное понимание собственных мыслей, и потому беседы с ним казались беседами с самим собой, но только много более мудрым, чем на самом деле.
Факелы чадили, поэтому Иоаким вышел на смотрящую на море внешнюю галерею с колоннадой.
Дворец правителей Эла стоял на отвесном утёсе, и глаза Иоакима никогда не видели ничего прекраснее пейзажа, в котором сливались закат и морская пучина. «Так уж и никогда?» – с иронией подумал юноша и расправил свою лисью улыбку во всю ширь, выпустив в морозный ночной воздух облачко пара. Приближалась осень, и золотые с багряным улицы Эла были особенно хороши.
Ностальгия не имела привычки мучить Иоакима, ему достаточно легко далось даже расставание с Ярлом, другом детства, братом, с которым они на протяжение более чем двадцати лет были не разлей вода. Общие дворцовые лабиринты, уличные приключения с уличными мальчишками, общие побеги из-под надзора учителей – истории детства, и даже Чёрная чаща… Но, когда брат уходил на войну, Иоаким провожал его без сожалений и с уверенностью, что Ярл вернётся, непременно увенчанный славой. Так и вышло.
Другое, услышанное от отца, тяготило Иоакима.
«Иоаким, послушай мои слова. Ярл молод и безрассуден, как и подобает доблестному воину, избалованному судьбой и случаем. Ты же склонен придерживаться разума, на что я искренне надеюсь! – надежды Перегрина…Что ж, это неплохая шутка… – Потому я заклинаю тебя – отправляйся с братом в Город-без-короля и помоги ему пройти путь его предназначения».
Он и так собирался с братом – конечно, от него немало пользы и в Эле, но честолюбие только украшает молодого наследника будущего престола, к тому же, Иоаким успел затосковать по обществу Ярла.
«Он поспешен в своих суждениях и проявляет заносчивость, полагая, что в одночасье справится со всеми своими пороками, – отец всегда доносил свои суждения прямо, просто не умел иначе, – и потому испытания его будут тяжки. Отправляйтесь в город через Чёрную чащу».
– Да, папа, – вздохнул Иоаким, – ты всегда умел сказать больше, чем произносишь, но от этого не легче. Предугадать судьбу не дано никому,
– Что же ты не веселишься в уединении, брат? – весело спросил Ярл, подошедший из полумрака ночного коридора. – Отчего не танцуешь и не идёшь спать? Что тревожит твои мысли таким дивным вечером?
– Не хочу отнимать твоего праздника, братец! – отшутился Иоаким. – А что, ты тоже решил сбежать от Шуна? Твой родитель ведь не отличается назойливостью, что же ты…
– Да, меня одолевают неясные чувства, – признался Ярл, – как будто что-то предстоит, что-то, что я не могу себе объяснить, и одновременно то, что уже было… но при этом не существовало никогда. Будет, брат, я не хочу утомлять тебя своими предчувствиями неведомого, сегодня не та луна!
– И то верно, но скажи мне – понял ли ты то, что наказал тебе Шун? Кажется, что борьба с самим собой во многих трудах названа одним из самых сложных искусств…
– Да брось ты, брат! – Ярл явно не испытывал неуверенности. – С чем может не справиться человек после окончания войны?
– С Миром! – Иоаким сам удивился стальным интонациям собственного голоса. Он никогда не задумывался – а вдруг становясь вторым правителем Эла, избранник обрекается на молчание традицией, а не собственным решением?..
– Что с тобой Иоаким? – вот теперь Ярл встревожился не на шутку. Как непривычно…
– Кто менее прочих кичится мудростью? – Иоаким был почти уверен, что цитирует один из известных постулатов Плеона Мудрого, хотя и понимал, что в силлогистике Ярл был так же силён, как рыба-кумба в полётах над морем. – Истинный мудрец, Ярл. Меня тревожит то, что Шун предупредил нас о грядущих испытаниях, но при этом не дал понять, насколько они велики. Отец сегодня сказал мне ехать с тобой в Город-без-короля, чтобы помогать тебе во всём. Скажи, ты согласен?
– Конечно, брат, как я рад, что со мной будешь ты! – Ярл был действительно рад, что он будет с ним, но почему же это так удивляет его?.. – Вместе мы точно сможем разгадать мудрёные наставления отца и явить Миру пример, которому последуют люди!
– Надеюсь на это, брат. Поедем через Чёрную чащу, так посоветовал отец! – Иоаким вспомнил, что Шун говорил о масках и в душе устыдился – сам он только что примерил одну, вымученно улыбнувшись уходящему в свои покои брату. Он не стал говорить ему о том, чтобы тот смирил свою гордыню, чтобы понял, что пороки человеческие – не то, что можно превозмочь за один, десять, даже сто лет, потому как знал сохранившуюся историю Мира очень неплохо и помнил, что войны, начавшиеся после ухода Рагима, велись так часто, как это вообще возможно. «Мир не может измениться так просто! – Иоаким чувствовал подступающую злость и не мог понять, что вызывает её. – Каждому нужен Учитель, Ярл, каждому ступившему на путь поиска Истины идиоту… Но знай брат, эту дорогу мы пройдём вместе, и если тебе суждено стать тем, за кем последуют люди, то я буду тем, что поможет тебе подняться и не свернуть с твоего пути!».
Наутро двое коней, обгоняя ветер, скалистым утесом мчались в сторону Черной чащи.
V
Между городом Эл и Городом-без-короля лежало несколько лесов, и текли две могучие реки, но роща чёрных эбеновых деревьев, славящаяся обилием страшных сказок, посвященных ей, всегда стояла особняком, и каждый обходил её третьей стороной. Хотя это действительно был кратчайший путь, путешественники никогда не пользовались им.
Иоакима, правда, тревожили не старые сказки. Брат Ярла погрузился в смятение – его обуревала тревога и злость, которые он связывал с судьбой Города-без-короля, на трон которого возводят спесивого юнца. «Неужели я так и подумал?.. – уже злился на себя Иоаким. – Но ведь это правда! Пороки людские – страшные противники, их не извести, этот сорняк, а братец так уверен в успехе и понимании слов старого Шуна!..».