Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.
Шрифт:
Дело в том, что Сижэнь вовсе не собиралась есть каштаны, просто она боялась, как бы не вышла такая же история, как с Цяньсюэ из-за чая, и решила отвлечь Баоюя. Приказав служанкам убрать каштаны, она пошла посмотреть, что он делает. Заметив на его лице следы слез, Сижэнь улыбнулась:
— Не печалься! Если хочешь, я останусь!
Баоюй сразу повеселел:
— Я не могу выразить словами, как мне хочется, чтобы ты была со мной! Неужели ты не понимаешь?
— Понимаю! Нам хорошо друг с другом! — с улыбкой согласилась Сижэнь. — Но если ты и в самом деле хочешь, чтобы
— Скорее говори, какие условия! — вскричал Баоюй. — Я повинуюсь тебе во всем. Дорогая моя, милая сестрица, не то что три, триста твоих условий я охотно выполню. Только не покидай меня, пока в один прекрасный день я не обращусь в прах! Нет! Не в прах! Прах можно осязать! Лучше в дымок, который рассеется от дуновения ветерка. Тогда ты перестанешь видеть меня, а я тебя! Вот и уйдешь куда заблагорассудится!
Сижэнь поспешила зажать ему рот рукой:
— Дорогой мой! Я так сказала, чтобы предостеречь тебя от глупых разговоров! А ты опять чепуху несешь!
— Больше не буду! — пообещал Баоюй.
— Это и есть мое первое условие! — промолвила Сижэнь.
— Исправлюсь, исправлюсь! — замахал руками Баоюй. — А если опять начну говорить глупости, заткни мне рот. Что еще?
Сижэнь продолжала:
— Мне все равно: хочешь ты учиться или только притворяешься, но никогда не говори чего не следует отцу и посторонним людям; отец разгневается, а люди скажут, что ты глуп. Ведь как твой отец рассуждает: «Все у нас в роду учились, а мой сын не желает да еще, когда меня нет, болтает всякие глупости!» Ты ведь каждому, кто прилежно учится, даешь прозвище «книжный червь» и вдобавок говоришь: «Кроме „Минминдэ“ [196] , нет интересных книг, все остальное выдумали наши предки». За это отец не только сердится, но готов поколотить тебя!
196
«Минминдэ» — книга, излагающая основы практической философии и правила, которых должен придерживаться каждый занимающийся самоусовершенствованием.
— Молчи! — прервал ее с улыбкой Баоюй. — Это я по недоумию болтал всякую ерунду, впредь такое не повторится! Еще какое условие?
— Не клевещи на буддийских и даосских монахов, — продолжала Сижэнь. — Не заигрывай с девушками, не слизывай помаду с их губ и вообще не предавайся мирским порокам!
— Ладно, согласен! — вскричал Баоюй. — Есть еще? Говори скорее!
— Это все, — ответила Сижэнь. — В общем, будь сдержаннее, не распускай себя. Выполнишь мои условия, меня даже в паланкине с восемью носильщиками отсюда не унесут!
— Это уж ты слишком! — воскликнул Баоюй. — Неужели тебе мало даже паланкина с восемью носильщиками?
— А что тут удивительного! — усмехнулась Сижэнь. — Надо знать свое место, а занимать чужое неинтересно, если даже и выпало бы такое счастье.
Их
— Уже пробили третью стражу. Только что старая госпожа присылала справиться, спит ли Баоюй. Я сказала, что спит.
Баоюй велел подать часы и, увидев, что скоро полночь, прополоскал рот, разделся и лег в постель.
Утром Сижэнь поднялась рано, с головной болью, ощущая ломоту и жар во всем теле, глаза припухли. Какое-то время она крепилась, но потом свалилась на кан.
Баоюй сказал об этом матушке Цзя, и та распорядилась позвать лекаря.
— Ничего опасного, — сказал лекарь, осмотрев больную. — Примет лекарство, немного полежит, и все пройдет.
Лекарь выписал рецепт, а Баоюй велел не мешкая приготовить лекарство. После того как Сижэнь его приняла, Баоюй велел укрыть ее потеплее, чтобы хорошенько пропотела, а сам отправился навестить Дайюй.
Дайюй отдыхала после обеда, и служанки занимались кто чем. В доме стояла тишина.
Баоюй отодвинул шелковую занавеску на дверях, вошел и принялся тормошить Дайюй:
— Дорогая сестрица, не успела поесть, и сразу спать!
— Пошел бы лучше прогулялся, — сказала, проснувшись, Дайюй. — Я всю ночь не спала и чувствую себя совершенно разбитой.
— Усталость — пустяки, — возразил Баоюй, — а вот спать после еды вредно! Сейчас я тебя развлеку, и дремота сразу пройдет.
Дайюй закрыла глаза и ответила:
— Я вовсе не сплю, просто хочу отдохнуть. А ты погуляй!
— Куда я пойду? С другими мне скучно, — не унимался Баоюй.
— Тогда сиди смирно, — усмехнулась Дайюй, — поболтаем немного!
— Я тоже лягу, — заявил Баоюй.
— Ну что же, ложись!
— Нет подушки, — сказал Баоюй. — Я на твою лягу!
— Вот еще выдумал! — недовольно произнесла Дайюй. — Разве в соседней комнате нет подушек?! Принеси себе и ложись!
Баоюй вышел и тотчас же возвратился.
— Мне не надо таких подушек, — заявил он. — После каких-то грязных старух!
Дайюй округлила глаза и даже приподнялась:
— Ты поистине моя злая звезда! Ладно уж, возьми эту!
Она бросила ему свою подушку, а себе принесла другую. Они легли рядом, лицом друг к другу.
Дайюй заметила на правой щеке Баоюя красное пятнышко величиной с горошину и приняла его за царапину. Придвинулась ближе, внимательно присмотрелась, потрогала рукой и спросила:
— Кто это тебя так разукрасил?
Баоюй смущенно отвернулся, пряча щеку, и сказал:
— Никто меня не разукрасил. Это я помогал девочкам готовить румяна, наверное, брызги попали мне на лицо.
Он стал искать платок, но Дайюй вытерла ему щеку своим платочком.
— Хорошими делами ты занимаешься! — проговорила она, щелкнув языком. — Занимаешься, и ладно, но зачем выставлять это напоказ? Увидит кто-нибудь — пойдут сплетни и пересуды. Дойдет до отца, и опять всем нам придется за тебя волноваться!
Но Баоюй не слушал девушку, опьяненный каким-то удивительным ароматом, исходившим из ее рукава и вызывавшим истому.
Баоюй попытался заглянуть в рукав, но Дайюй сказала с улыбкой: