Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX.
Шрифт:
– Немного расплывчато, – заметила Сянъюнь, – а в общем, неплохо. Выражение «одиноко приходится в небе мерцать» удачно сочетается с чувствами, навеянными пейзажем.
Следующие строки, прочитанные Сянъюнь, были такими:
…Лягушке серебряной в лунной обители тожеВздыхать суждено и со вздохом миры созерцать.Лекарство, способное ввергнуть в бессмертное бденье,Приходится Белому Зайцу толочь на луне… [210]210
Серебряная
Дайюй долго молчала, лишь кивала головой, потом наконец продолжила:
…Сбежала, пилюли бессмертья приняв потихоньку,Теперь во дворце Гуанхань обитает Чан Э.…Встревожить придется Ковшу Пастуха и Ткачиху,Когда они встретятся вновь, переплыв пустоту…Устремив взгляд на луну, Сянъюнь произнесла:
…И чтобы Ткачиху-звезду навестить непременно,Пусть Млечную преодолею реку на плоту!Всегда неизменной нет формы у лунного диска,Луна то ущербна, а то вдруг кругла и полна…– Первая строка никак не вяжется с моей, – заметила Дайюй, – а вторая, пожалуй, не на тему. Вижу я, ты собираешься до бесконечности сочинять стихи!
И она прочла:
…В день первый и в день завершающий каждого циклаЛишь дух свой в пространстве небес оставляет луна.…Замолкли часы водяные. И больше не слышноВ них шума воды. Видно, времени скоро предел.Только Сянъюнь собралась продолжить, как Дайюй, указывая на появившуюся в пруду темную тень, сказала:
– Посмотри! Тебе не кажется, что эта тень похожа на человеческую? Может быть, это злой дух?
– Вот так дух! – рассмеялась Сянъюнь. – А кстати, я духов не боюсь! Гляди, как я его сейчас побью!
Она подняла с земли камешек и бросила в пруд. Раздался всплеск, по воде пошли круги, заколебалось отражение луны. С того места, где темнела тень, взмыл журавль и улетел в сторону павильона Благоухающего лотоса.
– Вот это кто! – со смехом воскликнула Дайюй. – А я испугалась.
– Журавль явился весьма кстати! – сказала Сянъюнь. – Он мне помог!
И она прочла такое стихотворение:
…Зажженный когда-то фонарь не потух на окошке,Но медленно меркнет, – и вот уж совсем потускнел…Замерзшей воды да минует журавль одинокий,Да будет обитель в грядущем для девы тиха!Дайюй от восторга даже ножкой топнула.
– Ловко! Журавль и в самом деле тебе помог. Правда, строка о журавле уступает «осенним
– Давай думать вместе, – предложила Сянъюнь, – а если ничего не получится, отложим на завтра.
Дайюй, словно не слыша ее, смотрела на небо, а потом сказала:
– Нечего хвастаться, я тоже придумала! Слушай! – И она прочла:
…В остылости лунной цветов похоронены души,И чья-то судьба предрекается в строчках стиха…Сянъюнь захлопала в ладоши:
– Замечательно! Лучше не скажешь. Особенно удачно: «И чья-то судьба предрекается в строчках стиха…» – Сянъюнь вздохнула и добавила: – Стихи прекрасные, только грустные! А тебе вредно расстраиваться!
– Но иначе я у тебя не выиграла бы! – возразила Дайюй. – Последняя фраза стоила мне большого труда!
Не успела она это сказать, как из-за горки вынырнула какая-то фигура и раздался возглас:
– Прекрасные стихи! Только очень грустные! Если продолжать, получится лишь нагромождение слов, ничего лучше вы не придумаете!
От неожиданности девушки вскочили, а приглядевшись, узнали Мяоюй.
– Ты как здесь очутилась? – удивились девушки.
– Узнала, что вы любуетесь луной и слушаете флейту, и решила выйти погулять. Сама не знаю, как забрела сюда. Вдруг слышу – вы читаете стихи. Мне стало интересно, и я остановилась. Последние строки поистине замечательны, но слишком уж печальны. И я не могла не сказать вам об этом. Старая госпожа уже дома, остальные тоже разошлись, все спят, кроме ваших служанок – они ищут вас. Вы не боитесь простыть? Идемте ко мне. Пока выпьем чаю, наступит рассвет.
– Кто мог подумать, что уже так поздно! – улыбнулась Дайюй.
Все вместе они направились в кумирню Бирюзовой решетки. В нише, перед статуей Будды, горел светильник, в курильнице тлели благовония, монахини спали, и только послушница сидя дремала на молитвенном коврике. Мяоюй ее окликнула и велела вскипятить чай.
В этот момент раздался стук в ворота. Это пришли за своими барышнями Цзыцзюань и Цуйлюй со старыми мамками.
Увидев, что барышни преспокойно пьют чай, они заулыбались:
– Ох, и заставили же вы нас побегать! Весь сад обошли, даже у тетушки Сюэ побывали. Разбудили ночных сторожей, которые сейчас отсыпаются, спросили, не знают ли они, где вы. Они нам сказали: «Мы слышали голоса двух девушек, потом к ним подошла третья, и они решили пойти в кумирню». Вот мы вас и нашли.
Мяоюй приказала послушницам отвести служанок и мамок отдохнуть, угостить чаем, а сама взяла кисть, бумагу и тушь и попросила продиктовать ей стихи, которые девушки сочинили. Заметив, что Мяоюй в хорошем настроении, Дайюй сказала:
– Я первый раз вижу тебя веселой и потому осмелюсь попросить исправить наши стихи, если это возможно, если же нет – мы их сожжем!
– Надо подумать. Сказать сразу, что плохо, не смею, – с улыбкой произнесла Мяоюй. – Вы использовали двадцать две рифмы, все что можно – придумали, так что вряд ли у меня получится что-нибудь путное. Это все равно что к шкурке соболя приделать собачий хвост. Только испортишь шкурку.
Дайюй прежде не слышала, чтобы Мяоюй сочиняла стихи, но, поняв, что та заинтересовалась, поспешно сказала: