Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX.
Шрифт:
– Я сочинил, но пока слушал ваши стихи, забыл, что хотел записать! – ответил Баоюй. – Дайте подумать, я сейчас вспомню!
Сянъюнь взяла щипцы для угля, легонько стукнула ими по краю жаровни и сказала:
– Я буду ударами отмечать время. Если не уложишься, мы тебя опять оштрафуем!
– Говори, я буду записывать, – предложила Дайюй.
Сянъюнь ударила щипцами по жаровне и объявила:
– Одна минута!
– Готово, пиши! Пиши! – заторопился Баоюй и прочел:
Вина из жбана не налив,Не жди, чтоб мысль пришла.Дайюй записала, покачала головой и улыбнулась:
– Начало
– Поторапливайся! – послышался строгий голос Сянъюнь. Баоюй продолжал:
Я за весной иду в Пэнлай [74] —Там встречу месяц ла [75] .Дайюй и Сянъюнь закивали головой, заулыбались:
– Неплохо, кое-какой смысл в этих словах есть. Баоюй стал читать дальше:
Мне не нужно, чтобы ГуаньиньВдруг меня решила оросить.Мэйхуа Обители Чан Э [76] Я цветы хотел бы попросить.74
Яотай – см. т. I, коммент. 177.
75
Пэнлай – см. т. I, коммент. 175.
76
Месяц ла – первый месяц года по лунному календарю.
– А это хуже! – покачала головой Дайюй, записывая строки.
Сянъюнь снова ударила по жаровне. Баоюй рассмеялся и, повернувшись к ней, прочел:
В грешном мире ломают и рвут мэйхуа —Красно-белый весенний цветок.Но коль дарят в храме святом мэйхуа, —Это значит: расстанься со злом! [77] А поэт, что не телом, а духом силен,Разве вызвать сочувствие мог?Я ушел, но буддийской обители мохОщущаю на платье своем! [78]77
Обитель Чан Э – то есть лунный дворец феи Чан Э – Гуаньхань.
78
Но коль дарят во храме святом мэйхуа… – Буддийский храм здесь трактуется как земное обиталище святых; если мэйхуа дарят в храме и кто-то разломил подаренную ветку – это означало, что он «вошел» в «грешный мир», в «мирскую суету», где царят зло и страдания.
Дайюй кончила записывать, но только все собрались приступить к обсуждению, как с криком вбежали девочки-служанки:
– Старая госпожа идет!
Все бросились встречать матушку Цзя, восклицая наперебой:
– Видно, хорошее настроение у матушки Цзя, раз она нас решила проведать!
Матушка
– Остановимся здесь, – приказала служанкам матушка Цзя и обратилась к Ли Вань: – Я приехала сюда тайком от твоей свекрови и Фэнцзе. Стоит ли заставлять их идти пешком по глубокому, снегу? Хорошо мне в паланкине…
Девушки взяли у старой госпожи плащ и помогли ей выйти из паланкина.
Едва переступив порог, матушка Цзя заметила цветы сливы, стоявшие в вазе.
– Какая прелесть! – воскликнула она. – Вы умеете веселиться, но и я вам не уступлю!
Ли Вань велела служанкам принести тюфяк из волчьих шкур и постелить на кане.
– Продолжайте веселиться, ешьте, пейте, шутите, – с улыбкой проговорила матушка Цзя, опускаясь на тюфяк. – Я просто решила навестить вас и тоже повеселиться, днем я теперь не сплю, уж очень длинными стали ночи.
Ли Вань подала матушке Цзя грелку для рук, а Таньчунь поднесла палочки для еды и кубок с подогретым вином. Матушка Цзя отпила глоток и спросила:
– Что у вас на том блюде?
– Маринованная перепелка, – ответили ей и тут же поднесли блюдо.
– Вот и отлично, – кивнула головой матушка Цзя. – Отломите мне ножку, отведаю!
– Слушаюсь! – почтительно ответила Ли Вань, не стала звать служанок и, сполоснув руки, сама выполнила приказание матушки Цзя.
– Вы на меня не обращайте внимания, – промолвила матушка Цзя, – беседуйте о чем угодно, смейтесь, шутите. Я охотно послушаю и хоть немного развлекусь. И ты садись, – добавила она, обращаясь к Ли Вань. – Чувствуйте себя непринужденно, а то я сейчас же уйду!
Все заняли свои места, только Ли Вань отодвинулась на самый край стола, чтобы не быть заметной.
– Чем занимаетесь? – поинтересовалась матушка Цзя.
– Сочиняем стихи.
– Сочинили бы лучше несколько загадок к Новому году. Чтобы хорошенько повеселиться на праздник, – промолвила матушка Цзя и добавила:
– Здесь очень сыро, как бы не простудиться. Долго не сидите. А еще лучше пойти сейчас к Сичунь, у нее тепло, заодно посмотрим картину. Интересно, закончит она ее к Новому году?
– Где там! – воскликнули все. – Хоть бы к празднику Начала лета управилась!
– Ну и дела! – удивилась матушка Цзя. – Выходит, на эту картину ей потребуется времени больше, чем на устройство всего сада?
Матушка Цзя вышла из дома, села в паланкин и велела отнести ее в павильон Благоухающего лотоса. Все гурьбой последовали за ней.
К павильону можно было подойти с двух сторон – восточной и западной, и с той и с другой были ворота. Все направились к западным воротам, на них с обеих сторон – внешней и внутренней – были доски с надписями. «Здесь проникают за облака», – гласила надпись снаружи, а изнутри – «Здесь переступают через луну».
У входа в главное строение матушка Цзя оставила паланкин, ей навстречу тотчас вышла Сичунь. Внутренний коридор вел к спальным покоям, где над входом висела надпись: «Ограда Теплых ароматов». И в самом деле, как только служанки откинули дверную занавеску, повеяло теплом.
Матушка Цзя, едва опустившись на стул, спросила Сичунь:
– Как твоя картина?
– Я сейчас не рисую, – ответила Сичунь. – Похолодало, краски загустели, боюсь все испортить.
– К концу года картина должна быть готова, – промолвила матушка Цзя. – Так что не ленись, поторапливайся!
Тут за дверьми кто-то хихикнул, и на пороге появилась Фэнцзе в теплой куртке из овчины.
– Насилу нашла вас, бабушка! – с улыбкой проговорила она. – Вы так таинственно скрылись, ни слова никому не сказали!