«Сон Водолея… наивная история»

Куриленко Александр

Дело в том, что, ещё едва оперившимся цыплёнком, он проявил себя как отъявленный драчун и агрессор, но именно за эти мужские качества не был отправлен в суп, а, наоборот, оставлен из подрастающих петухов хозяином куриного семейства. По мере своего взросления он бесстрашно клевал всех подряд, за что и был прозван Гуляшом, именем, в котором, видимо, выражалось самое искреннее пожелание окружающих относительно его будущего.

Ближайший собрат и конкурент Гуляша жил у соседей, чуть выше по склону огорода. Он был белого пера, с большим высоким ярко-красным гребнем, длинными ногами, звучным голосом и не менее звучным именем –

Удод. Он, видимо, очень гордился своим белым происхождением и не упускал ни одного случая улучшить породу в гареме Гуляша в его отсутствие.

И вот однажды, когда Гуляш, на пару с очередной «любимой женой» скрылся за брёвнами, белый кавалер, вероломно перескочив границу, дерзко вторгся в чужие владения и, ничуть не мешкая, взгромоздился на ближайшую хохлатку, которая тут же предательски присела, растопырив крылья и хвост.

Как известно, куриная любовь – это минутное дело, и «рогатый» Гуляш застукал уже третье или четвёртое поползновение любвеобильного соседа. Не помня себя от ярости, он рванулся к похотливой парочке с целью, как минимум, сделать Удода инвалидом.

Белый щёголь несколько поздновато заметил оскорблённого хозяина и чуть было действительно не остался без своего мужского достоинства, спешно покидая любовное ложе. Он отчаянно кинулся в сторону, Гуляша занесло, и он проскочил мимо, а подлый Удод, отрезанный к отступлению домой, понёсся к спасительным брёвнам. Хозяин семейства, оценив ситуацию и взяв её под контроль, рванул за ним.

Когда он повернул за лежащие колоды, его обидчик в то же самое мгновение уже выскакивал из-за них с другой стороны, а глупый, ослеплённый яростью Гуляш, не видевший этого, понёсся по прямой. Он лихим галопом проскочил дорогу, перелетел, как коршун, через овраг и остановился, тупо упёршись в крутой голый склон горы, потому что дальше бежать было некуда.

Можно, конечно же, понять, дорогой читатель–мужчина, его чувства, когда, оглянувшись, увидел Гуляш за дорогой в родном огороде белого негодяя, сидящего на очередной его наложнице, закатившей глаза!

Как рыжая молния пронёсся он через разделявшее пространство, высекая шпорами искры из дорожной брусчатки, обратив трусливого любовника в позорное бегство и загнав подлого Удода, теряющего силы и перья, в тёмный сарай на его же территории.

Продолжая пернатую тему, надо сказать, что многие в то время держали кур, выращивая их из совсем маленьких цыплят.

Так, в конце зимы, родители Юры тоже брали в районном инкубаторе только что вылупившихся птенцов, по двадцать пять копеек, которые сидели тут же на кухне в отгороженном углу и без конца пищали. Отец очень любил наблюдать за ними и даже разговаривать.

Когда они подросли и оперились, пришла весна, стало тепло, и цыплят поселили во дворе за сеткой.

Как-то отец, наблюдая за ними, склонился и чихнул, как всегда неожиданно, громко и раскатисто. Ощущение «конца света» мгновенно пробудило у пернатых подростков доселе дремавшие лётные качества, и собирать их пришлось по всей усадьбе.

Кроме цыплят у Апраниных были взрослые куры и петух, которые жили в сарае. Там для них отец соорудил насесты из жердочек, называемые в простонародье «куросоньем», и гнезда, сделанные из ящиков, застланных соломой, в которых куры несли яйца.

Как-то мать заметила, что уже неделю яиц нет. Поиски ни к чему не привели, а загадка разрешилась довольно неожиданно.

Залежи обнаружились совершенно случайно в будке у Шарика.

Трудно сказать, что именно привлекло обнаглевших хохлаток к собачьей конуре, но они ходили туда, как к себе домой, ступая прямо по Шариковой шубе. Видимо, понравилось укромное место, тепло и лохматость пса. А может, захотелось сменить обстановку? Кто знает куриную мотивацию, но запасы были извлечены, и доступ из курятника закрыт.

Этим же «политическим убежищем» пользовался и Клеопатр, их полосатый кот, преследуемый соседскими собратьями. Было так: Клеопатр в будку, Шарик, с лаем, из будки, а оппоненты на крышу. Дружба, друзья мои, – великое дело!

Бедный Йорик

Самые беззаботные годы детства закончились вместе с начальной школой, и в пятом классе четыре друга, включая Апранина, пришли поступать в детскую изостудию, хотя способность к изображению чего-либо на плоскости имел только один Петя Якубович. Но приятели по поводу этой мелочи особенно не волновались и правильно делали, главное, что все были вместе.

Изостудия располагалась на втором этаже местного Дома культуры в небольшой, но светлой комнате и руководил ею известный местный художник Эдуард Кириллович. Он работал оформителем на местном комбинате, писал рекламные афиши для кинотеатра и футбольных матчей, но в то же самое время много работал для себя как живописец. Надо сказать, дорогой читатель, что делал он это великолепно, поскольку в дополнение к несомненному таланту, в своё время получил ещё и серьёзное столичное образование по живописи.

Изостудия была оформлена им лично, сообразно своему назначению и тому времени.

Посреди комнаты стояли мольберты, стулья и широкий стол с гипсовыми: шаром, кубом, пирамидой, цилиндром и конусом. Здесь же в декоративной плетёной вазочке и рядом с ней лежали восковые муляжи яблок и груш, а на край стола с высокого шкафа красиво и небрежно ниспадала собранная в складки тяжёлая светло-серая ткань, отбрасывающая на стену выразительную тень. По стенам же были развешаны и разнообразные другие гипсовые предметы: виньетки, дубовая ветвь и виноградная гроздь с листьями. Здесь же находились гипсовые: маска Давида и женская головка. В углу около окна на белой подставке располагалась безрукая и обезглавленная Венера, а рядом с ней, на невысоком деревянном резном столике – гипсовая «давидова ступня».

Ватманской бумаги и карандашей имелось в шкафу сколько угодно, эрудиция Эдуарда Кирилловича была безгранична, а рассказы его о живописи, о художниках, об искусстве и, вообще, о мире и о человеке в этом мире не прерывались ни на минуту.

Кроме занятий в помещении изостудии, через несколько месяцев, они стали выходить на этюды. Настоящий большой этюдник на трёх блестящих выдвижных ножках был только у их учителя. Петьке небольшой этюдник купили в областном центре, а Юрке его сделал отец, но выглядел он как настоящий. В нём было всё, что полагается: отделения для тюбиков с масляной краской, отделение для кистей и места для бутылочек с маслом, растворителем и для тряпок. Накрывала всё это хозяйство настоящая палитра с отверстием для большого пальца руки, а в крышке этюдника находилось несколько сменных фанерок, для крепления загрунтованного картона для рисования.