Сонеты 33, 34, 35 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда
Шрифт:
В-вторых, применив литературный приём «персонализации» Солнца автор направлено использовал для создания сопоставительной аллегории основываясь на образ «Sunny», «Солнечного», в последствии предоставив ей функцию для создания сюжетов последующих сонетов 34 и 35. Известно, что псевдонимом «Sunny», «Солнечный» был присвоен молодому Генри Райотсли, 3-му графу Саутгемптону в литературных кругах Лондона.
Автор сонета 35 применил новаторский приём, когда через описание явлений природы он передал не только чувства конкретных людей, но и характерные привычки, как бога Феба, олицетворяющего солнце, так и самого «Sunny», «Солнечного» юноши, адресата сонетов.
В-третьих, группа сонетов 33—35 выделяется
Хочу отметить, что образ «Солнца» в общем контексте последовательности сонетов «Прекрасная молодёжь» был создан не случайно, дело в том, что главный герой, мифологический Феб или Аполлон, олицетворял бога Солнце, в тоже время, как его сестра-близнец Артемида, олицетворяла Луну.
Автором сонета 33, как и во всей группе сонетов 33—35 использовался литературный приём «аллюзия» с прямой ссылкой на мифологического древнегреческого бога Феба, который являлся олицетворением Солнца. Впрочем, если обратиться к переводам Гомера и Вергилия, полной «Илиады» и «Одиссеи» Джорджем Чапменом с греческого на английский. Именно, в них главным героем являлся бог солнца Феб, которому поклонялись Кумские пророчицы.
Повествующий в строках 7—8 сонета 7 в сравнительной метафоре красочно описал образ бога Солнца Феба, и его ежедневный «священный ритуал» паломничества на колеснице по небосводу, так:
«Yet mortal looks adore his beauty still,
Attending on his golden pilgrimage» (7, 7-8).
«Пока смертные ещё восхищаются его красотой,
Присутствием его, в золотом паломничестве том» (7, 7-8).
Аналогичные литературные образы можно встретить в пьесе Уильяма Шекспира «Ричард III» акт 5, сцена 3: «Утомлённое Солнце, завершило Золотой сет / И по яркому Тракту его пламенной Карры», «The weary Sunne, hath made a Golden set / And by the bright Tract of his fiery Carre». (William Shakespeare «Richard III»: Act V, Scene III).
При внимательном прочтении сонетов 33—35 стало ясно, что в их содержании главным и связующим звеном являлся литературный образ «персонализируемого» Солнца, который автор успешно использовал в ряде пьес. В тоже время, там же поэт персонализировал, к примеру облако или небеса, впрочем, все природные явления в различной степени, связанные с Солнцем. Из чего можно сделать вывод, что Шекспир, будучи зрелым драматургом, являлся мастером, предпочитающим применять не только литературный приём «антитезу, но и «персонализацию».
Краткая справка.
Аполлон (др.-греч., лат. Apollo) — в древнегреческой, поздняя версия древнеримской мифологиях златокудрый серебролукий бог света Солнца (отсюда его прозвище Феб — «лучезарный», «сияющий»), покровитель наук и искусств, бог-врачеватель, предводитель и покровитель муз (за что его называли Мусагет), дорог, путников и мореходов, предсказатель будущего. В Римской республике культ поклонения богу Аполлону был повсеместно распространён в V веке до н. э. Согласно, верованиям древних, благодаря поклонения богу Аполлону, люди, в том числе воины, совершившие убийства полностью очищались и освобождались от тяжкого бремени угрызений совести.
В то время, как Аполлон, являлся олицетворением бога Солнце, то его сестра-близнец Артемида, которая олицетворяла Луну. Согласно содержанию, античных мифов бог Аполлон, был сыном Зевса и Лето. В возрасте нескольких дней победил живущего на горе Парнас змея Пифона. Рядом с этим местом расположился город Дельфы, который древние греки считали центром мира.
Стоит напомнить, что Храм Дельфийских оракулов — являлось наиболее почитаемым святилищем, в котором
Пик почитания и поклонения богу Аполлону приходился на время правления императора Октавиана Августа. Характерно что, именно, в период правления Октавиана Августа для сохранения и усиления власти была создана идеологическая система, благодаря которой, лишь только бог Аполлон и император являлись гарантами, как утверждалось в «доктрине правления» для прихода — «золотого века».
Описание процесса ритуалов и пророчеств Кумской жрицы в храме богу Аполлона в Дельфах нашло отражение в эпосе Вергилия «Энеида» Книга VI, 77—124, фрагмент перевода которой любезно предоставляю читателю для ознакомительных целей:
________________
________________
Original text by Virgil, «The Aeneid». Book VI translated by H. R. Fairclough, line 77—124
But the prophetess, not yet brooking the sway of Phoebus, storms wildly in the cavern, if so, she may shake the mighty god from her breast; so much the more he tires her raving mouth, tames her wild heart, and moulds her by constraint. And now the hundred mighty mouths of the house have opened of their own will, and bring through the air the seer's reply: «O you that have at length survived the great perils of the sea — yet by land more grievous woes lie in wait — into the realm of Lavinium the sons of Dardanus shall come, relieve your heart of this care. Yet they shall not also rejoice in their coming. Wars, grim wars I see, and the Tiber foaming with streams of blood. You will not lack a Simois, nor a Xanthus, nor a Doric camp. Even now in Latium a new Achilles has been born, himself a goddess's son; nor shall Juno anywhere fail to dog the Trojans, while you, a suppliant in your need, what races, what cities of Italy will you not implore! The cause of all this Trojan woe is again an alien bride, again a foreign marriage! Yield not to ills, but go forth all the bolder to face them as far as your destiny will allow! The road to safety, little though you think it, shall first issue from a Grecian city».
In these words the Cumaean Sibyl chants from the shrine her dread enigmas and booms from the cavern, wrapping truth in darkness — so does Apollo shake his reins as she rages, and ply the goad beneath her breast. As soon as the frenzy ceased and the raving lips were hushed, Aeneas the hero begins: «For me no form of toils arises, O maiden, strange or unlooked for; all this have I foreseen and debated in my mind. On thing I pray: since here is the famed gate of the nether king, and the gloomy marsh from Acheron's overflow, be it granted me to pass into my dear father's sight and presence; show the way and open the hallowed portals! Amid flames and a thousand pursuing spears, I rescued him on these shoulders, and brought him safe from the enemy's midst. He, the partner of my journey, endured with me all the seas and all the menace of ocean and sky, weak as he was, beyond the strength and portion of age. He is was who prayed and charged me humbly to seek you and draw near to your threshold. Pity both son and sire, I beseech you, gracious one; for you are all-powerful, and not in vain did Hecate make you mistress in the groves of Avernus. If Orpheus availed to summon his wife's shade, strong in his Thracian lyre and tuneful strings; if Pollux, dying in turn, ransomed his brother and so many times comes and goes his way — why speak of Theseus, why of Hercules the mighty — I, too, have descent from Jove most high!».