Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Это не все. Вы должны пообещать мне, что в эти несколько дней все-таки будете крайне внимательны и осмотрительны… Обещайте!
— Обещаю, — произнес он.
— И последнее. Если через три дня я вдруг не появлюсь, также обещайте, что никак не станете влиять на мою судьбу.
— То есть как вы не вернетесь?
— Я буду делать все возможное, чтобы вернуться к вам. Но если возникнут непреодолимые обстоятельства, значит, не судьба.
Табба внимательно, с улыбкой посмотрела на Икрамова, спросила:
— Я
— Можете. Но помните, я был и остаюсь искренним вашим защитником. Всегда и во всем… До встречи.
И громко распорядился:
— Асланбек, проводи госпожу!
Миронов назначил встречу «жениху», который в свое время в Ялте задержал Соньку Золотую Ручку, в Таврическом саду.
Они прогуливались по ухоженным аллеям среди многочисленной праздной публики и беседовали как давние и добрые знакомые.
— А с чего вы взяли, Мирон Яковлевич, что Сонька с компанией драпает с Сахалина именно пароходом? — спросил «жених».
— Чутье, Лев Петрович! — самодовольно ответил Миронов. — Будь я на месте Соньки, никогда бы не рискнул бежать через материк. А тем более, что она не одна, а с брюхатой дочкой и мужем-дурачком.
— Но с парохода никаких известий!
— Значит, хорошо заплатили. Или же кто-то серьезно походатайствовал.
— По прибытии в Одессу всю команду следует прокачать — от капитана до матроса.
— Это яснее ясного. Вот только кто способствовал бегству Соньки — до этого, главное, докопаться.
— Есть варианты?
— Есть… Дочка Соньки имела роман с начальником поселения, от него и забеременела. А сей господин — фигура весьма заметная.
— Как же он так влип?
— А бес его маму знает!.. Любовь! Там, видать, ни одной приличной бабьей морды, все гнилые. Сонька и подсуетилась — подсунула свою девку.
— Жаль Глеба Павловича. Сына-то небось судить будут?
— Не без этого. Как бы не дали десятку!
— Девка-то еще не родила?
— Поймаешь их в Одессе, вот и узнаешь.
Лев Петрович помолчал, сокрушенно мотнул головой:
— Мне, Мирон Яковлевич, ловить Соньку как-то не с руки. Она ведь меня по Ялте знает. Засечет и сразу в бега!
Миронов обнял его, похлопал по плечу:
— Усы приклеишь, бородку нацепишь — ни одна собака не признает! Тут бы тебе какую-нибудь напарницу подыскать, Лев Петрович.
— Есть одна такая.
— Кто?
— Чалилась с Сонькой на прошлой каторге. Некто Груня Гудзенко. Вот ее и призову за компанию. Она-то воровку не хуже меня знает!
Самоед смотрел на поручика с хитрым недоверием и усмешкой.
— Безать нельзя… Оцень нехорошо безать.
— Почему? — спросил Гончаров.
— Поймают — бить тебя будут.
— Не поймают.
— Не
Никита взглянул на закрытую дверь барака, подступил к самоеду поближе, показал на стоявшие в углу бутылки в деревянном ящике.
— Видишь водку?
— Оцень визу.
— Хватит этого?
— Мало этого. Деньги есце.
— Сколько?
— Много. Нарты готовить надо. Собак есце купить надо. Детей и зену кормить надо. Много денег давай.
Поручик достал из портмоне две сотенные, протянул самоеду.
— Больше у меня нет.
— Больсе не надо, — ответил тот, пряча деньги. — Водку тозе давай.
— Бери.
Самоед с трудом поднял ящик с водкой, поставил у порога.
— Ваня знает, цто будес безать?
— Ваня знает.
— Нацальнику скажет?
— Не скажет. Будет молчать.
Самоед хитро погрозил пальцем.
— Сказет. Руский слабый. Как сильно бить будут, все сказет… И Николая тозе тогда будут бить сильно.
— Ты Николай, еще хочешь денег? — с раздражением спросил Гончаров.
— Николай больсе денег не хоцет, — ответил тот. — Николай хоцет, цтобы Ваня скусал свой язык.
— Хорошо, — кивнул поручик. — Ваня скушает свой язык!.. Обещаю.
Самоед снова взял ящик с водкой, поинтересовался:
— Когда безать?
— Этой ночью. Когда луна спустится к горизонту.
— Верно, нацальник. Когда луна спускается, дорога становится прямой, — он толкнул спиной дверь и вывалился в коридор.
— Иван! — позвал Гончаров.
Тот вошел, вытянулся в струнку:
— Слушаю, ваше благородие.
— Ты слышал, о чем шла речь?
— Так точно, ваше благородие. Краем уха!
— Понял, чего боится самоед?
— Сам этого боюсь.
— Я свяжу тебя, изобью. И никто ни о чем не догадается.
— Бить следует, ваше благородие, крепко. Чтоб никто не сумлевался!
— Да уж постараюсь. — Никита достал из бумажника пятьдесят рублей. — Это тебе за мордобой. — Поручик погрозил солдату. — Только не подведи, Ваня… Я-то сбегу, а вот самоеда могут забить до смерти.
Ночь выдалась на удивление темной и ветреной. Местами вскидывались заполошным лаем собаки, лай катился по спящему поселку и постепенно нехотя, лениво затихал. Луна терялась в облаках, временами показывалась, недоуменно смотрела вниз и тут же вновь пряталась в рваном бурлящем месиве.
Иван лежал в предбаннике барака крепко избитый, связанный толстыми веревками. От боли он стонал, пытался что-то произнести, но кляп, туго вбитый в рот, не давал ему такой возможности. Самоед Николай стоял рядом с ним, смотрел на несчастного то ли с любопытством, то ли с жалостью, качал головой, тихо бормотал: