Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Опустите оружие! — крикнул Губский, и в этот момент Табба нажала на курок.
Он рухнул тяжело, с удивлением на изменившемся лице. Портнов бросился было на мадемуазель, но она тут же выпустила в него сразу несколько пуль.
Типографские машины продолжали шуметь — в магазине никто ничего не слышал.
Бывшая прима легко ступила на ступеньку пролетки, приказала Антону:
— Гони и не оглядывайся!
Она не заметила, как из подъехавшего к дому экипажа вышла мадам Гуральник.
Возле
— Позвонить, — сунула портье копейки, набрала номер. — Катенька, срочно разыщи возле дома прапорщика… ну, калеку, который приходил… скажи, чтобы через час ждал меня подле памятника Екатерине… Да, который напротив Александринского театра.
…Когда пролетка подкатила к памятнику Екатерине Второй, Илья Глазков уже находился здесь. Ковылял в толпе праздной вечерней публики, сторонился маячившего поодаль городового, наблюдал за группой танцоров-любителей, лихо отплясывавших танго, озирался, боясь прозевать Таббу.
— Видишь хромого с палкой? — показала актриса Антону.
— Которого Катерина давеча встречала, что ли?
— Вели, чтоб сюда шел.
Извозчик спрыгнул с козел, решительно направился к скверу.
Илья с трудом забрался в пролетку, тут же приник к руке Таббы.
— Здравствуйте, мадемуазель… Счастлив, что понадобился вам. Что-нибудь особо важное?
— Куда ехать будем? — подал голос Антон.
— По какому адресу ваша квартира? — спросила актриса прапорщика.
— На Старо-Невском.
— Гони туда, — приказала Табба извозчику.
Пролетка тронулась.
— Вы желаете ко мне? — испугался Глазков.
— Желаю взглянуть, как вы живете.
— Ко мне нельзя, госпожа. Там полнейший бедлам. Нищета. Прошу, не унижайте окончательно! Вы потеряете ко мне всякое уважение!
— А может, приобрету?
— Нет, нет… У меня даже посуды подходящей нет, чтобы воды подать.
— Воду не пью, предпочитаю вино, — отшутилась Бессмертная. — А под вино мы что-нибудь разыщем.
В то же самое время на другом конце огромной страны подпоручик Буйнов в сопровождении двух конвоиров собственноручно открыл амбарный замок на дощатой двери и громко позвал:
— Просыпайся, Иван!.. Кара Господня опять явилась!.. Может, хотя бы сегодня расскажешь что-нибудь подходящее!
В ответ никто не отозвался. Илья Михайлович заглянул и от неожиданности отшатнулся.
Посередине барака висел солдат Зацепин. Лицо его почернело, веревка, на которой он повесился, была завязана на стропилах надежно, умело, и лишь концы ее вяло покачивались от небольшого сквозняка.
Срочно прибывшие из столицы в Одессу старший следователь Конюшев и судебный пристав Фадеев находились в разных углах просторного кабинета и с интересом наблюдали, как вел допрос полицмейстер города полковник Соболев.
За
Старпом «Ярославля» Ильичев Сергей Сергеевич сидел посередине комнаты, держался спокойно, отвечал четко, в чем-то вызывающе.
Полицмейстер с самолюбованием расхаживал по поскрипывающему начищенному паркету, задавал вопросы старпому парохода «Ярославль» неторопливо, с издевкой.
— Вот объясните, господин Ильичев, на судне случается чрезвычайное происшествие — бесследно исчезает человек. И не просто человек, а офицер!.. Мичман! — Он наклонился к допрашиваемому. — Вы ведь одним из первых узнали, что мичман Гребнов погиб?
— У нас нет данных, что мичман именно погиб, — пробормотал Ильичев. — Просто исчез.
— Исчез, будучи на пароходе?
— Да, будучи на пароходе.
— Как это?
— Возможно, смыло волной.
— Возможно!.. И какова же реакция капитана? Или ваша, в конце концов? Были поиски трупа? Проводилось ли внутреннее расследование? Было ли обращение к властям ближайших портов о помощи? Нет! Всего лишь шифрограмма в пароходство и не более того.
— Происшествие случилось ночью в сотнях миль от берега, и искать тело погибшего смысла не имело. Это первое… Второе — по прибытии в ближайший порт на судно немедленно была приглашена полиция, и ею же была произведена соответствующая процедура расследования, о чем есть соответствующий документ. И третье… Капитан парохода провел скрупулезное расследование случившегося среди членов команды, в результате которого выяснилось следующее: мичман Гребнов имел склонность к регулярному и непомерному употреблению алкоголя, что, видимо, и привело к несчастью.
— Позвольте, Аркадий Алексеевич! — подал голос Конюшев и тут же сменил вальяжный тон допроса на более жесткий. — Вам было известно, господин старший помощник, какую обязанность выполнял мичман Гребнов в рейсах на Сахалин?
— Обязанность мичмана.
— А кроме того?
— Обязанность мичмана, — повторил Сергей Сергеевич.
— Лукавите, уважаемый… Мичман Гребнов Владимир Борисович был секретным агентом Департамента полиции, и в его обязанности входило наблюдение не столько за членами команды, сколько за господами, совершающими плавание на Сахалин и обратно.
— Мне об этом неизвестно.
— Пусть это останется на вашей совести. Или на совести следствия, которое будет заниматься этим делом. — Конюшев склонился совсем близко к старпому, поинтересовался: — Вы предупреждены о судебной ответственности, о даче заведомо ложных показаний?
— Да, я подписал такую бумагу.
— Сколько длилось путешествие с Сахалина до Одессы? — вступил в разговор Фадеев.
— Пять месяцев и семнадцать дней, — ответил Ильичев.
— Насколько хорошо вы за эти месяцы познакомились с господами, следующими на вашем пароходе?