Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
Шрифт:
— Да, читал в газетах.
— Человек небогатый, многодетный, с путаной карьерой и с достоевщиной в душе — он в мадемуазель нашел родственную душу и всячески содействует ей.
— Я все-таки не понимаю, как я могу войти в доверие к нему?
— Вы были дружны с Бессмертной — раз. Искали высшую справедливость и в результате потерпели не только поражение, но и разочарование — два. И три — вы страстно желаете поучаствовать в судьбе бывшей примы, чтобы каким-то образом выровнять
Кудеяров помолчал, переваривая услышанное, поднял глаза на Икрамова.
— Но вы ведь, князь, когда-то любили мадемуазель.
— Оставим это за скобками, — ответил тот. — Но если вдруг увидите мадемуазель, передайте — я крайне обеспокоен ее судьбой.
Глава четырнадцатая
Оглашенные
Бессмертная холодно наблюдала, как Глазков возится на кухне, готовя кофе. Когда он поставил на стол поднос с чашками, сахарницей и стал разливать напиток, она кивнула на стул:
— Присядьте.
Катенька попыталась заняться столом вместо него, но Табба распорядилась:
— Не мешай… Ступай в другую комнату. — И, когда прислуга ушла, обратилась к Глазкову: — Скажите, Илья, я могу вам доверять?
— Вполне, — удивился тот. — А чем вызван вопрос?
— Вы кому-нибудь говорили, что я живу у вас?
— Только одному господину… Бывшему артисту.
— Зачем?
— Он вас любит так же, как и я.
— И что?
— Я не смогу гарантировать, что полностью обеспечу вашу безопасность.
— А он сможет?
— Он грезит вами.
Табба неторопливо отпила кофе, с усмешкой заметила:
— Нет ничего опаснее, когда кто-то кем-то грезит. Такие предают в первую очередь.
— Я желал как лучше. Он в любой миг может прийти на помощь.
Бывшая прима поставила чашку на стол.
— Значит, так, в самое ближайшее время я съезжаю от вас.
— Куда?
— Пока не решила.
— Я постараюсь найти что-либо подходящее.
— И снова сдадите меня?
— Позвольте оправдать ваше доверие, сударыня!
Бессмертная поискала глазами прислугу, позвала:
— Катенька! — И, когда та вошла, объяснила: — Мы отсюда съезжаем. Попроси Антона, чтобы он вместе с Ильей подыскал подходящее место.
— Какой-нибудь отель?
— Нет, только не в отель. Такое место, чтоб нас не видела и не знала ни одна собака!
Очную ставку старпома и капитана «Ярославля» проводили Конюшев и Фадеев. Ильичев выглядел хуже некуда — истощенный, тяжело дышащий, постоянно кашляющий и из-за боли в спине едва сидящий на табуретке.
Капитан Углов был бледен, собран, бесстрастен. Смотрел на своего старшего помощника с
— За что ж вы его так?
— Что? — оторвался от бумаг Фадеев.
— За какие провинности так истязаете человека?
— За какие провинности? — судебный пристав отодвинул бумаги, встал из-за стола. — Совесть… Есть такое понятие. Вот совесть его и истязает.
— Я полагаю, что перед вами кристально честный человек!
— А вы?
— Что — я?
— Вы также кристально честный господин?
— Вы в этом сомневаетесь?
— Весьма серьезно. Иначе вы бы не находились в этой комнате.
— У вас есть основания для моего задержания?
— Весьма весомые… Сколько, говорите, лет вы знаете господина Ильичева?
— Более пятнадцати.
— Получается, не менее пятнадцати ходок на Сахалин?
— Примерно.
— Теперь подсчитаем… Если один каторжанин на пароходе — это, условно, сто рублей. А если трое — триста. За двадцать лет сколько вы умудрились заработать?
Капитан молчал.
— Сонька и ее подельники сколько вам принесли?
— Вы, господин, шьете к жилетке рукава! — огрызнулся Валерий Петрович. — У вас нет никаких доказательств.
— Доказательство перед вами, капитан, — вмешался Конюшев, показав на старпома. — Если хватит мудрости и мужества, выслушайте своего помощника.
Старпома вдруг стал душить кашель, он согнулся на табуретке чуть ли не пополам и все никак не мог успокоиться.
Наконец Ильичев разогнулся, поднял на капитана глаза.
— Не выдержал, Валерий Петрович, — произнес слабым голосом. — Били как раз по почкам, и не выдержал. Прости меня, Христа ради, — неожиданно он медленно сполз с табуретки, встал на колени. — Слаб я оказался, капитан. Не телом — душой. Предал… Зря ты мне во всем доверялся. Прости… — Он стал плакать.
Фадеев подошел к двери, позвал:
— Конвойный!
В комнату протиснулся коренастый надсмотрщик. Пристав распорядился:
— Распорядись отправить арестованного в госпиталь!
— Слушаюсь, ваше благородие!
Ильичева увели, Конюшев подошел к Углову.
— Кто и сколько заплатил за переброску Соньки с шоблой на материк?
Углов молчал.
— Поручик Гончаров?
Капитан по-прежнему не отвечал.
— Сколько он выложил?
— Не понимаю, о чем вы спрашиваете.
— Разъясню, — следователь бросил взгляд на Фадеева, тот согласно кивнул. — Ваш старпом не жилец. Отбиты все почки… А вас мы отпускаем.
— Как? — не понял Валерий Петрович.
— Отпускаем. Но с условием. Деньги, которые вы получили от Гончарова, вы передаете нам.