Соно Вероника. Пьячере!
Шрифт:
– Не знаю, Любэ мне ничего про него не говорила. Думаешь вернулся? – припадаю ухом к полу.
Голоса не разобрать, булькают эхом. Сестра смеётся с меня. Ну хоть развеселила.
– И часто ты так подслушиваешь? – она встаёт с дивана и падает рядом со мной, прижимаясь к полу. – Ничего не слышно.
– Тише! – недовольно смотрю и, прищуриваясь, шепчу. – Ушли в другую комнату.
– Кто? – тоже шепчет, выпучив глаза.
– Голоса.
Я ехидно улыбаюсь. В голове возникает коварный план.
Знаю, что нравлюсь многим парням: и в школе, и в посёлке, и одногодкам, и парням постарше, как сосед. Люблю проверять эту теорию и ловить восхищенные взгляды.
Ладно! Начинаем эксперимент.
Я встаю и открываю шкаф. Достаю кроп–топ с пуш–ап эффектом, снимаю с вешалки белую, почти прозрачную рубашку. Обтягивающие джинсы уже на мне. Снимаю домашнюю футболку и вешаю на спинку кресла. Натягиваю топ и сверху рубашку.
Моя грудь и так – высока и упруга, но пуш–ап… дай Бог здоровья тому, кто его придумал!
Сестра сидит на полу, оперевшись о диван и смотрит на меня снизу–вверх, улыбается:
– Ты ведьма! Ешь булки, а на животе ни жиринки! – фыркает и снова хватает свой телефон, разговаривает со мной между делом. – А если всё-таки приехал? Что скажешь?
– Сделаю вид, что я к Любэ! Пришла помочь как обычно.
Я смотрю в зеркало в пол, что является дверью шкафа–купе. Не хватает глянца, поэтому достаю из сумочки бледно-розовый блеск и касаюсь кисточкой губ, а после, поправив пальцем, наношу мазки на скулы.
Сгибаюсь пополам и опрокидываю голову. Взъерошив волосы, выпрямляюсь и радуюсь объёму в волосах.
Готово!
– В таком виде ты пойдёшь в магазин? – усмехается сестра. – На улице минус семь. Ау, ворона!
Она крутит пальцем у виска и снова залипает в телефон.
– Нет, конечно! Если что, вернусь и оденусь во что–то потеплее.
Я ещё раз гляжусь в зеркало и улыбаюсь.
– Бон джорно! Соно Верoника! Мoльто пьячeре! (Здравствуйте! Я Вероника! Очень приятно!)
Сестра закатывает глаза, поражаясь моей уверенности в себе.
– Я пошла! – выхожу из комнаты. – Каблуки или кроссы? – кричу из коридора.
– Валенки! – слышу усмешку в ответ.
***
Я спускаюсь на каблуках по отёсанным бетонным ступенькам на первый этаж. Лишь бы не навернуться. Сколько раз я падала с этой лестницы. Мои шрамы на ногах свидетели тех кульбитов.
Сосед, кстати, тоже.
Первый раз в третий класс.
Не дошла.
Сползла со ступенек, распорола гвоздём бедро, осыпав Ромку лепестками гладиолусов и своим диким воплем. Он ждал меня, чтобы вместе идти в школу. А пришлось дуть на мою рану, пока тётя Любэ заливала её зелёнкой.
Это был последний год, когда мы были друзьями. Потом
Растущая грудь решает многое!
А я страдала, что у меня вместо них прыщи и меняла платья в день по несколько раз. Но он всё равно катал на качелях девчонку с соседнего двора и смотрел на неё влюблёнными глазами.
На неё, не на меня – ту, которой дарил цветы, милые открытки с котятами и носил в школу тяжёлый рюкзак. А я стояла в сторонке и тихо его ненавидела, что предал меня и мои незрелые чувства.
Ненавижу!
Я поправляю свой топ – красивая грудь решает всe!
И нажимаю на звонок. Тишина.
Натягиваю лучезарную улыбку и снова жму на звонок. Слышно вошканье за дверью, она плавно открывается.
– Бон джорно! – громко восклицаю, ожидая увидеть перед собой тетю Любу.
Мама миа!
Неожиданно сердце колотится, как сумасшедшее. Передо мной не она, а Роман.
Романов Роман Николаевич собственной персоной.
Раз ромашка, два ромашка, семь!
Вспоминаю нашу детскую шутку и смотрю на него. Он стоит, держась за ручку, изучает меня взглядом или пытается вспомнить.
На его лбу испарина и мелкие капли на голом торсе. Взъерошенные волосы. Дышит часто и вскидывает в вопросе бровь.
– А Любэ… То есть тётя Люба… дома?
Заикаясь произношу, и не могу отвести от него глаз. А его – такие же синие, как и раньше. Тёмная чeлка спадает на лоб, нос с горбинкой, под ним короткая щетина и на щеках тоже.
Он вымахал раза в два.
Возмужал.
– Мамы не будет пару недель. – Произносит, постоянно выдыхая и оглядываясь, будто я оторвала его от чего–то важного.
Смотрит на меня внимательно, ожидает ещё вопросов.
Интересно, он меня узнал?
– Ясно. Я думала…
– Да, сейчас!
Он захлопывает перед носом дверь. Слышу за ней чей–то женский голос. Стою в недоумении.
Ромка открывает и протягивает мне деньги.
Зачем? Не понимаю…
– Мама сказала отдать, – суeт мне в руку свернутые купюры и снова оглядывается. – У тебя всe?
Он нетерпеливо подёргивает ногой и ждёт, когда уйду.
Опускаю взгляд на трико и еле сдерживаю улыбку. Понятно, от чего отвлекаю!
Я поправляю волосы и прошу сексуальным голосом:
– Можешь тогда больше не стучать по батарее? – натягиваю искусственную улыбку. – Бесит!
– А ты можешь не врубать так громко музыку и не орать, как кошка в поисках кота? Телевизор не слышно!
– Порнушку помешала смотреть? – наглею и с ухмылкой смотрю прямо в глаза.
Ромка фыркает и хлопает перед моим носом дверью.
Опять? Это просто!
Рычу, растерянным взглядом упираюсь в дерматиновую обшивку с мелкими гвоздиками.