Соперник Цезаря
Шрифт:
— Слышал, твои представления на Мегализийских играх не поразили Рим, — сказал как бы между прочим Цезарь. — Почему? Что был за спектакль?
— Я поставил комедию Теренция.
— Лучше бы пригласил канатных плясунов.
— Плясуны тоже были. И дрессированные пантеры, прыгающие сквозь горящие огненные обручи, и лев, которому дрессировщик клал руку в пасть.
— Чем же не понравились представления?
— Слишком мало пантер, и львов убили.
— Да, это вряд ли могло восхитить римлян. Но что-то еще не понравилось? Ведь так?
— Я позволил рабам явиться в театр
— Хотел позлить оптиматов?
— Я хотел дать людям повеселиться. — Клодий сделал ударение на слове «людям».
— Так что ты собирался сказать мне? — спросил Цезарь с едва заметной усталостью в голосе.
— Поговорим о будущем. — Клодий поглядел на сверкающие снегами вершины Альп. После ночного дождя горы казались синими, а прозрачная голубизна небес густела, стекая к отрогам. Две невозможные синевы — воздуха и тверди — стремились друг к другу, но между ними сверкала и слепила белизна снегов. Печально, но у людей нет подобных красок — только у богов. — Ни ты, ни Помпей не поддержали меня в вопросе о хлебе.
— Зато ты поддержал Бибула и его нападки на меня.
— Не спорю, я доставил и тебе, и Помпею несколько неприятных мгновений. Но все же куда меньше, чем вы, отняв у меня хлеб.
— В итоге ты устроил в Городе хаос.
— Из хаоса произошел наш мир. Из хаоса можно создать что угодно. А мой хаос — это видимость, спектакль, часть хорошо продуманного плана. Я не позволяю сенату вновь обрести силу. То есть исполняю наш замысел. В одиночку. Если Катон и его партия переиграют меня, оптиматы разделаются с нами.
— С нами? — переспросил Цезарь.
— С тобой и со мной. С Помпеем они, так и быть, помирятся.
— Ты вообразил себя Атлантом, который держит на плечах небесный свод и заодно охраняет золотые яблоки Гесперид.
— Нет, я всего лишь эдил, в чьи обязанности входит следить за водопроводом и устраивать игры. И мне удалось победить на выборах Ватиния. Иначе бы этот тип украл водопровод моего предка Аппия Клавдия Слепого, потому что он крадет все, что можно и что нельзя украсть. А ты поддерживал этого типа. Не меня, а его! Что у Ватиния есть, кроме его огромного зоба? Какие достоинства? Продажный ворюга…
Цезарь рассмеялся.
— Зато его не надо долго упрашивать. Он делает все по первому приказанию и не ломается, как Цицерон. И не устраивает дерзкие авантюры, как ты.
— Разве ты сам не устраиваешь авантюры? Разве завоевание Галлии — не авантюра? Каковы твои планы, Цезарь? Получить еще на пять лет Галлию? Этот вопрос уже обсуждают в сенате, даже Цицерон «за». Но дальше-то что? А? Вся эта драка — не за будущее, а за сегодняшний день. Но только ты с твоим умом способен заглянуть в будущее. Ты, а не Помпей. — Цезарь слушал, не перебивая. Но выражение его лица Клодию не нравилось все больше и больше. — Я помню о нашей амицитии и готов на многое.
— Ну, раз так, то помирись с Помпеем. Сегодня на обеде подай руку Великому и предложи свою дружбу. У меня есть план, как сделать Помпея и Красса верными союзниками без твоих бесконечных военных упражнений на форуме.
— Ты
— Кто тебе сказал? — Цезарь едва заметно нахмурился.
— Я догадливый.
Цезарь нахмурился еще больше.
— Сам посуди, что ты еще можешь обещать этим двоим, кроме консульства? Да, год они пробудут консулами, обеспечат тебе Галлию. А потом все опять пойдет псам под хвост.
— Что — все? Очередные выборы?
Они доехали до берегов реки. Места здесь были удивительные по своей красоте даже для Италии. На правом, низком берегу располагался военный лагерь, только не временный, а постоянный, успевший превратиться в маленький городок. Легионеры в одних шерстяных туниках, насквозь промокших от пота, ремонтировали дорогу. Дорогу, по которой из Галлии будут течь невиданные богатства.
Увидев всадников и узнав своего императора, легионеры побросали лопаты и, вскинув руки в приветствии, заорали:
— Аве, Цезарь! Аве!
От этого крика конь под Клодием шарахнулся в сторону и встал на дыбы. Всадник едва сумел его удержать. Конь Цезаря лишь пряданул ушами.
— Аве, Цезарь! Аве!
В вопле слышались восторг и обожание.
— Что это за поселение?
— Раньше здесь был этрусский город. А теперь цветущий военный лагерь, [126] — с улыбкой отвечал Цезарь.
— Военный лагерь под боком у Рима?
— Надо же мне где-то держать мои гарнизоны.
126
От этого названия сохранилось одно слово — «Флоренция». В центральной части города легко различить план римского военного лагеря.
— Сенаторам это не понравится.
— Они вскоре поймут, что глупо противодействовать Фортуне.
«Ого! — мысленно воскликнул Клодий. — Цезарь уже отождествил себя с Судьбой!»
Да, Цезарь действительно способен прозревать будущее. Только он видит его иначе, чем Клодий.
А с чего, собственно, Клодий решил, что у Цезаря есть какой-то тайный умный план переустройства Республики? А что если весь план Цезаря — это замена слов «мы», «Республика», «сенат» одним коротким и универсальным «я»?
Клодий был достаточно умен, чтобы понять: Цезарь дал ответ на его вопрос. А также достаточно хитер, чтобы ничем не выдать своего разочарования.
II
Цезарь сделал вид, что помирился с ним. И Клодий сделал вид, что мирится с Цезарем. И с Помпеем тоже мирится. Клодий подал руку Великому, и тот ее пожал. Сенаторы, знатные бездельники, откупщики, Цезаревы легаты — все были зрителями этого маленького спектакля. Никто не верил в искренность сказанных слов, но все понимали, что начинается следующий акт пьесы под названием «Борьба за власть», и гадали, каково будет новое распределение ролей. Никто не сомневался, что Цезарь — главный. Но главную роль получил и Помпей. Он опять будет царить на просцениуме Рима. А кто еще? Догадливые поворачивали головы, разыскивая в толпе лысого старика.