Соперник Цезаря
Шрифт:
«Публию Клодию, сыну Аппия, Пульхру, в Рим.
Мы готовимся к новому походу. В этот раз Цезарь планирует отправиться в Британию. Все легионеры твердят наперебой, что там много жемчуга. Представь, сынок, жемчуг! Я имею дело с торговцами, но никогда не слышал от них, что с этого острова привозят жемчуг. Да и какая иная ценная добыча там может быть? Красивые ткани? Дорогие рабы? Ничегошеньки там нет. Однако легионеры не задают таких вопросов. Будь здоров».
Британия? Ну, конечно! Вслед за Галлией Цезарь объявит себя еще и покорителем Британии. Уж Британию Александр Великий не покорял.
Клодий сломал печать на втором письме.
«Дорогой сынок, — писал Публий Фонтей, — тут на днях удалось мне подслушать разговор Цезаря с одним из его людей. Не самый, я скажу, хороший разговор. Я решил
127
Колон — здесь: денщик.
Клодий отложил таблички. Вот как! Занятно. Значит, Цезарь не верит в победу Красса. И, скорее всего, никогда не верил. И одновременно всячески толкал Красса в поход. Выпихивал Богатого из Рима.
Цезарь, Цезарь, что же тебе нужно? Легионы? Британия? Что еще? Неужели всего лишь царская власть?
III
Рано утром Агенобарб со своими людьми при свете факелов отправились на Марсово поле.
Клодий в этот раз не торопился. Полибий и Зосим выведут людей Клодия лишь на рассвете — ветераны Помпея и ветераны Цезаря уже заняли Марсово поле с ночи, чтобы обеспечить доступ только нужным людям. Утро выдалось холодное, низины были затоплены синим туманом, лишь вершины холмов возвышались. Спустившись с Палатина, Клодий погрузился в синюю пелену, идущий впереди факелоносец зябко передернул плечами, а факел его зачадил. Впереди замелькали неясные тени, расплылись желтые пятна чьих-то фонарей. Клодий невольно замедлил шаги и положил ладонь на рукоять кинжала. Два клиента, идущие следом, спешно приблизились к своему патрону.
Из тумана вынырнул человек, потом другой, они прыжками пронеслись мимо и скрылись. Лица бегущих с остановившимися выпученными глазами, как у глубинных рыб, казались неживыми. Впереди кто-то кричал. Заунывно, протяжно, на одной ноте. Один из мятущихся огней погас. Факелоносец Клодия остановился, вглядываясь в туман и пытаясь разобрать, что же происходит впереди. Лицо его застыло и сделалось рыбьим, как у встреченных беглецов. Уже явственно слышались крики и звон железа, тяжкое дыхание и топот тяжелых кальцей. Клодий увидел бегущих навстречу — человек двадцать, а то и более. Они, не останавливаясь, пронеслись мимо, последний, приотставший, хромал, и при свете факела можно было разглядеть, что щека его распорота и течет кровь. Пола тоги была вся в грязи, беглец постоянно на нее наступал и чуть не падал. Вслед за раненым трусил в своей белоснежной тоге кандидат Агенобарб, вмиг утративший восхитительную спесь.
— Разве ты не идешь на поле? — с деланным удивлением спросил Клодий, уже догадываясь, что произошло.
Агенобарб безнадежно махнул рукой:
— Ну
Уже когда Агенобарб и его спутники скрылись и туман начал потихоньку редеть, навстречу Клодию попалась еще одна группа. Три человека вели раненого сенатора; его тога безобразным комом была заброшена на здоровое плечо. Локоть сенатора и шею наскоро обмотали тряпками, сквозь бинты проступала кровь. Присмотревшись, Клодий узнал в пострадавшем Катона.
— Пусть Агенобарб вернется! — кричал Катон, напрасно пытаясь вырваться из рук клиентов и размахивая здоровой рукой. — Пусть он вернется. Он должен бороться до конца!
Поравнявшись с Клодием, Катон сурово глянул на бывшего народного трибуна:
— Идешь устраивать очередное побоище?
— Нет, я буду вести себя тихо. Не хочется, чтобы перед поездкой меня отделали, как тебя.
— Я выставлю свою кандидатуру в преторы! Не позволю Помпею захватить власть!
— Смелым Судьба помогает, — усмехнулся Клодий. Он, правда, подозревал, что Фортуна помогает не смелым, а хитрым.
Катон не ответил, лишь погрозил кулаком, губы его беззвучно шевельнулись. Еще несколько человек попалось навстречу. Они несли на плаще неподвижное тело; голова, вся в крови, свесилась, волосы превратились в красные сосульки. Один из носильщиков что-то бормотал и постоянно оглядывался. Клодий остановился. А, собственно, зачем он идет на поле? Раз Агенобарб бежал с выборов, то теперь остались только два кандидата — Помпей и Красс. Их изберут независимо от того, явится на выборы Клодий или нет. Так какой смысл идти? Правда, Помпей заплатил Клодию за голоса его сторонников. Ну что ж, обещание надо держать — пусть Гай Клодий ведет коллегии на выборы. А сам Публий Клодий Пульхр может не спешить…
Клодий повернулся и зашагал домой.
Картина IX. Театр
Всю первую половину года меня не было в Риме — ездил с посольством в Византий, а на самом деле собирал «подарки» с провинциалов — многим из них я помог во время своего трибуната. Теперь наступило время пожинать плоды. Но из Византия я привез до смешного мало — каких-то пару миллионов. Неловко даже называть сумму, но всем вру, что чудесным образом разбогател.
Авл Габиний восстановил Птолемея Авлета на троне. Царь на радостях прикончил свою старшую дочурку Беренику, которая отняла у него царство и правила Египтом в последние годы. Заодно прирезали еще кучу богатых граждан, чтобы пополнить опустевшую царскую казну. Надеюсь, дурнушка Клеопатра окажется счастливее сестрички. Я искренне желаю ей удачи. Вспоминает ли она наши встречи в усадьбе Помпея на Альбанском озере? Я вспоминаю.
Помпей занят своим театром. Красс насильно набирает солдат в свои легионы. Это похоже на продажу в рабство. Старик Красс вообразил, что своей славой затмит Великого.
Вернулся я в Рим как раз к открытию театра Помпея.
Начало октября 55 года до н. э
I
Место сенатора Клодия было в орхестре. Но Клодий почти не следил за представлением. Напротив него была консульская скамья, и Клодий смотрел на прекрасную Юлию, что сидела рядом с мужем. Сенатору показалось, что дочь Цезаря стала еще красивее. Клодий достал вощеные таблички, стило и попытался нарисовать профиль Юлии. Но ничего не получилось, и он спешно разровнял воск.
Когда утреннее представление закончилось, Помпей вместе с Цицероном отправился осматривать статуи, которые специально для театра привез из Греции Помпоний Аттик, преданный друг Марка Туллия.
Юлия осталась на месте. Служанка принесла ей чашу с прохладительным напитком. Просторная стола из тончайшей ткани не могла скрыть изящества ее фигуры. Вот только руки и шея ее сделались еще тоньше, и теперь Юлия казалась особенно хрупкой.
Клодий поднялся и направился к Юлии.
— Если ты, прекрасная Юлия, здравствуешь, то это замечательно, — сказал он с улыбкой, останавливаясь перед женой консула.
Она бросила на него взгляд и опустила ресницы.
— Надеюсь, что и ты здравствуешь, сиятельный.