Соперники
Шрифт:
– Я знаю. – Иногда Крису казалось, что для его брата Морганс-Уок важнее самой жизни. – Надо лишь позаботиться о том, чтобы мы первыми стояли в списках, а также о том, чтобы наверху у нас было побольше друзей.
Энн играла уже третью пьесу, а Кристофера Моргана все не было, когда Джексон Стюарт подошел к роялю и, облокотившись о него, стал рассеянно вертеть в руке стакан с бренди. Энн чрезвычайно смущала его близость, но еще больше – его взгляд, изучавший каждую деталь ее внешности: от дорогого черепахового гребня в прическе до изящных
– Великолепно, – прошептал он. – Просто великолепно.
Все это время он не сводил с нее глаз, и Энн охватило радостное чувство от того, что его слова относились не только к музыке. Она сняла руки с клавиатуры и постаралась спокойно держать их на коленях.
– Я рада, что мое исполнение доставило вам удовольствие.
Она подняла глаза, и от его взгляда у нее перехватило дыхание.
– Мне доставляет удовольствие не только ваша игра. – Мягкость его голоса была подобна ласковому прикосновению. – Как только я увидел вас тогда, у гостиницы в Гатри, среди грубой толпы поселенцев, я понял, что это не ваша стихия. Вот достойное вас окружение – богато обставленная гостиная и море поклонников! – Он помолчал, медленно обведя взглядом комнату; когда он снова на нее взглянул, в его синих глазах плясали насмешливые огоньки. – Правда, боюсь, что в настоящий момент все море состоит из одного только меня.
– Мне следовало бы рассердиться на вас за подобные речи, – заявила она, позволив себе слабую улыбку, – но у меня почему-то не получается.
– А все потому, что я говорю правду. Ведь вы рождены не в этих краях, миссис Морган. Ваша манера одеваться, музыкальный вкус, утонченная внешность – все говорит о том, что вы произошли из другой, более культурной среды.
– Вы правы, – Энн встала из-за рояля, и дорогая материя ее вечернего платья мягко зашуршала. – Моя родина – Канзас-Сити.
– Вы, верно, очень по нему скучаете?
– Иногда, – гордость не позволила ей признаться, как она была здесь несчастна. – Приемы, театр… Вы когда-нибудь бывали в оперном театре «Коутс»? О, он великолепен! – воскликнула она, не дав ему ответить. – Надеюсь, в декабре, когда мы с Келлом будем в Канзас-Сити, там дадут какой-нибудь спектакль.
– Вы… и ваш муж собираетесь в Канзас-Сити?
– Да, в декабре, мы едем на целый месяц. – Она повернулась к нему, и весь ее облик выражал необычайную радость по поводу предстоящей поездки. – Мы проведем праздники с моим отцом.
– Вы, должно быть, очень взволнованы?
– О, да. Я не была дома более четырех лет, хотя временами мне кажется, что прошла уже целая вечность.
– Когда вы отбываете? – Он рассеянно вертел стакан, глядя на нее с задумчивым интересом и уже выстраивая план.
– Третьего, – радостно отозвалась она.
Крис вернулся в гостиную, и Джексон Стюарт тут же откланялся.
– Уже поздно, а я продолжаю злоупотреблять вашим прелестным обществом. Пора идти спать, а не то у вас иссякнет терпение.
– Что вы, мистер Стюарт! – искренне возразила Энн.
– Благодарю вас. – Он взял ее руку и слегка
Он поднес ее руку к губам и задержал ее чуть дольше, чем то допускалось приличиями.
От такой дерзости на глазах у Криса и от теплого прикосновения его губ ее сердце вновь затрепетало.
– Ваше общество было чрезвычайно приятным, мистер Стюарт, – проговорила она, пытаясь дышать ровно.
Поклонившись Крису, он вышел из комнаты. Энн прислушалась к звуку его шагов, направлявшихся к лестнице, затем повернулась к Крису, чувствуя на себе его взгляд. Он смотрел на нее чересчур пристально.
– Он чрезвычайно любезен, не правда ли? – заметила она как можно более непринужденно.
– Он незнакомый человек, Энн, – напомнил Крис.
– И при этом очень симпатичный.
Верный своему слову, Джексон Стюарт уехал до того, как Энн закончила свой утренний туалет. Из окна спальни она видела, как он покидает Морганс-Уок верхом на одном из их крепких коричневых пони. Она пыталась внушить себе, что испытываемое сейчас ею щемящее чувство утраты – глупость. Однако, как бы то ни было, она не могла его преодолеть.
Спустя четыре дня Джексон Стюарт вернулся за своим жеребцом. Энн находилась в столовой, помогая Коре Мэ чистить серебро. То было препротивное занятие, однако иначе лентяйку было не заставить тщательно удалить темный налет. Заслышав неравномерный цокот копыт по лужайке, Энн нахмурилась и приблизилась к окну, смотревшему с фасада дома. Она знала, что для Келла было еще слишком рано.
При виде черного жеребца, так и норовившего перейти с рыси на галоп, она затаила дыхание. Верхом на лошади сидел Джексон Стюарт, он был в черном пиджаке и черной шляпе, а серебристый шелк его жилетки переливался на солнце. Когда он осадил беспокойного жеребца и спешился у парадного, ее вновь поразила его мужественная красота.
Он направлялся к двери! Отпрянув от окна, она быстро шагнула к выходу, но резко остановилась, с ужасом оглядывая рабочий передник, надетый поверх домашнего шерстяного платья в коричневую полоску, и перчатки, черные от окиси на серебре. Из передней донесся стук медного кольца о парадную дверь.
– Кора, открой дверь, быстро! – бросила она черной прислуге, поспешно стягивая перчатки и моля Бога, чтобы чернота не въелась в кожу.
– Да, мэм. – Стройная негритянка заторопилась вон, радуясь случаю прервать ненавистное занятие.
Энн сорвала с себя передник и, бросив его на стол вместе с перчатками, побежала к резным дубовым дверям, тут она вновь остановилась и пригладила забранные кверху волосы, дабы убедиться, что ни одна прядка не выбилась и не испортила прическу. Услышав, как Кора открывает дверь, она потерла щеки, чтобы они разрумянились. Хотя, пожалуй, в этом не было нужды – они и так горели от возбуждения. Затем, напустив на себя безмятежно-спокойный вид, она выплыла в прихожую и весело спросила:
– Кто там, Кора?