Соперники
Шрифт:
Негритянка стояла в дверях, заслоняя собой проход.
– Какой-то мистер Джексон Стюарт. Спрашивает господина Келла, а я говорю, что его сейчас нет.
Быстро приблизившись к прислуге, Энн отпустила ее коротким кивком головы и с приветливой улыбкой повернулась к стоявшему за дверью человеку, слыша, как часто бьется ее сердце. При ее появлении он сразу снял шляпу, обнажив блестящие черные волосы.
– Мистер Стюарт, какой приятный сюрприз, – сказала она. – Входите, пожалуйста. – Она шире распахнула дверь, приглашая его в дом.
Но он улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Не стоит, миссис
– Разумеется, вы правы.
Энн ощутила жар во всем теле, осознав, что это именно то, чего она хочет – не пересудов соседей, разумеется, а другого: радостного возбуждения в присутствии поклонника; притворного негодования от его комплиментов, поощряющего на новые; деланной рассеянности, когда он слишком долго задержит ее руку в своей – словом, волнующего предвкушения. После четырех лет замужества все это исчезло из их взаимоотношений с Келлом. Да, по правде говоря, ее муж никогда и не смотрел на нее так, как Джексон Стюарт – точно жаждал ее похитить.
– Не могли бы вы передать вашему мужу мою благодарность за одолженную мне лошадь и заботу о моем жеребце? – попросил Джексон Стюарт.
– Конечно, – согласилась она с чрезмерной готовностью.
– Тогда прощайте, миссис Морган.
Когда он наклонился к ее руке, которую она машинально ему протянула, ее охватила паника.
– Увижу ли я… мы… вас еще когда-нибудь, мистер Стюарт?
Его губы едва коснулись тыльной стороны ее ладони, прежде чем он выпрямился.
– У меня такое чувство, что наши пути неминуемо пересекутся, миссис Морган, если судьба будет ко мне благосклонна.
Когда он отъезжал, Энн втайне надеялась на то, что его слова сбудутся – она хотела снова с ним встретиться и признавалась себе в этом без тени раскаяния.
23
Канзас-Сити. Шум, веселье, суета, многолюдье – Энн хотелось вобрать в себя все без остатка. Экипажи, телеги и фургончики торговцев теснили друг друга на мостовых. Деревянные и каменные особняки – трех-, четырех– и пятиэтажные – высились по обеим сторонам улиц. То были основательные, прочные сооружения – не чета хлипким домишкам с декоративными фасадами, какие строили в Талсе. Тротуары были запружены людьми: бородатыми мужчинами в цилиндрах и котелках и женщинами в отороченных мехом пальто и муфтах. И всюду слышались лязг фургонов, крики мальчишек – продавцов газет, громыхание колес – словом, шум большого, кипящего жизнью города.
Первые четыре дня состояли из калейдоскопа магазинов, ленчей, чаепитий, ужинов, приемов и вечеринок. Уже на четвертый день Энн с таким же знанием дела, как и ее друзья, судила о фантастической электрической лампочке на Чикагской выставке, знала наизусть слова и музыку «Велосипеда для двоих» и не понимала, как все это время она могла обходиться без телефона.
В длинной накидке, скрывавшей нижнее белье, нижнюю юбку, манишку и новый вечерний корсет, обильно украшенный кружевными оборками и розочками, Энн разглядывала два платья, лежавших на кровати. Она никак не могла решить,
– Я рада, что ты вернулся, – произнесла она, когда он бросил шляпу на стул с выгнутой спинкой и рассеянно провел рукой по волнистым рыжим волосам. – Мне нужна твоя помощь. – Отступив назад, она в очередной раз задумчиво взглянула на платья. – Как, по-твоему, которое из них мне лучше надеть сегодня вечером к Холстонам?
– Неужели мы и сегодня будем ужинать в гостях? – Он нахмурился, а рыжеватые брови недовольно сомкнулись в густую линию.
– Да, у Холстонов. Я же сказала тебе утром, что нас пригласили. – Она взяла платье из дамаста и, приложив его к себе, повернулась к большому зеркалу. – Этот цвет мне идет, как ты думаешь?
– Энн, мы находимся здесь уже четыре дня и еще ни разу не ужинали с твоим отцом.
– Почему же? Он был и у Тэйлоров, и у Дэнби.
– Это не то же самое, что ужин дома.
– Папа наверняка меня понимает, – парировала она, зная, что ее мужу уже прискучили бесконечные светские рауты.
Ну и пусть. После четырех лет одинокого прозябания на ранчо ей был отпущен месяц удовольствий, и она не позволит Келлу его испортить.
– Он понял бы тебя гораздо лучше, если бы ты посвятила ему вечер.
Энн пропустила это замечание мимо ушей, критически оглядывая платье безнадежно устаревшего фасона.
– Цвет хорош, но вот турнюр – мне кажется, он слишком велик. Жаль, что мое новое платье еще не готово, – посетовала она. – Если б только можно было переделать вот это, но я не решаюсь снести его к портнихе. Она орудует языком так же споро, как иголкой, и через два дня все в Канзас-Сити узнают, что я перешила старое платье. – Она прикусила нижнюю губу, пытаясь найти решение. Тут она вспомнила об экономке отца. – Ну конечно же, – миссис Фланаган. Она прекрасно шьет. Я попрошу ее взглянуть на платье.
Найдя выход из положения, она бросила дамастовое платье на кровать и подняла шелковое. Услышав быстрые шаги по коридору, она было повернулась к двери, но решила, что поговорит с миссис Фланаган завтра. К темно-зеленому платью еще надо подобрать соответствующие украшения.
Торопливые шаги внезапно замерли у двери, вслед за этим раздался резкий требовательный стук. Энн прервала свои раздумья, пока Келл открывал. Перед ним стояла низенькая круглолицая ирландка в белом чепце с оборкой, скрывавшем ее рыжие, изрядно посеребренные годами волосы.
– Простите за беспокойство, мистер Морган, но вам только что принесли телеграмму. И я подумала, что вы захотите прочесть ее немедленно.
– Спасибо, миссис Фланаган, – взял у нее телеграмму Келл.
– Не за что, мистер Морган. Не за что. – Махнув рукой, она заспешила по другим неотложным делам.
– Телеграмма, – повторила Энн с легким любопытством. – От кого?
Она равнодушно взглянула на Келла, силившегося ее прочитать.
– От Криса, – ответил он, раздражаясь оттого, что слишком медленно разбирает слова; он протянул телеграмму ей. – Прочти ты!