Сопротивляйся мне

Вечная Ольга

Не пойду, и всё.

В итоге они устроили просто адовый скандал, диктатор влепила мне пощечину, а мама не заступилась! Сегодня рано утром, пока отец на работе, они тайком вывезли меня в столицу, где мне вывели мою «resist». Рана была еще свежей, поэтому, скорее всего, останется шрам. На память.

Любая моя попытка обрести индивидуальность или хоть что-то изменить в своей убогой жизни моментально давится, остается лишь шрам. На душе, самооценке, а сегодня еще и на теле. Я вновь подчинилась, сдалась прессингу и

теперь презираю себя за это.

Я подхожу к окну и, едва заметив приближающийся черный мерседес, несусь по лестнице вниз.

Хуже быть не может. Просто не может. Не маньяк же этот Дымарский! В любом случае я больше не могу находиться в этом доме ни секунды.

Мне нужна передышка.

— Я ухожу! — кричу громко, чтобы услышали.

— Куда это? — выскакивает из кухни диктатор. Следом спешит мама с полотенцем в руках.

— Владимир приехал, — объявляю, пока быстро обуваюсь.

— Рано ведь еще, — теряется мама. Меня должен был проводить отец, они там целое шоу придумали.

— Я попросила меня забрать пораньше. Он полностью свободен.

— Может, не пойдешь никуда сегодня? Рана болит, вдруг он заметит?

— По фигу, — сдуваю прядь, упавшую на лицо. Надеваю второй ботинок.

Диктатор с мамой переглядываются. Я накидываю пальто.

— Хотя бы не говори, что это была татуировка. Скажи, что удалила родинку. Как мы договаривались. У Дымарских семья очень приличная, они такое никогда не примут.

Звонок в домофон, к счастью, прекращает этот унизительный разговор. Владимир стоит у ворот, мы видим его на экране домофона. Как всегда, спокойный, чуть высокомерный взгляд. Одет в черный костюм, только вместо рубашки черная водолазка.

Я открываю дверь и выбегаю на крыльцо. Несусь вниз по лестнице. Глупо, но меня не отпускает чувство, что меня могут остановить. И запереть. Как Тараса в камере. Поэтому я спешу изо всех сил.

Выхожу за ворота, неуклюже запинаюсь о ровную тротуарную плитку и чуть не падаю.

— Анжелика, всё хорошо? — спрашивает Владимир. Делает широкий шаг в мою сторону и подхватывает меня под руки. Он немного удивляется крупным очкам, улыбается на одно мгновение, будто я в них кажусь ему милой.

— Да, я просто голодна. Мы можем поехать куда-нибудь пообедать? — смотрю на него серьезно.

— Разумеется, — отвечает он уже без улыбки.

Владимир вновь сжимает мои руки, как на помолвке. В этот момент за ворота выбегает запыхавшийся диктатор.

— Добрый день, Виолетта Степановна, — говорит Владимир. — Чем-то могу вам помочь?

— Добрый день, Владимир Сергеевич. Анжелика сегодня себя неважно чувствует, она попросила составить ей компанию за ужином.

Владимир переводит на меня взгляд. Я в ужасе округляю глаза. Они боятся, что я что-нибудь выкину. Расстрою свадьбу.

— Ты заболела? — уточняет Владимир.

— Удалила

родинку. Немного болит это место, — я касаюсь груди. Чуть задерживаю руку на месте раны.

Владимир переводит глаза на диктатора, снова на меня.

— Анжелика, не стоит беспокоиться. Я о тебе позабочусь. Если станет хуже, полчаса — и мы дома. Из любой части столицы.

— Отлично. Я тебе доверяю, поедем вдвоем, — моментально соглашаюсь я.

Боже, когда я вернусь домой, меня будет ждать скандал. Но это произойдет только через несколько часов. Поэтому я улыбаюсь. Впервые за долгое время искренне.

Владимир держит мои ладони. Диктатор не шевелится.

— Ваша помощь нам не понадобится, — обращается он к Виолетте, — можете пойти домой и отдохнуть.

— Мне всё равно нужно по делам в столицу. Кое-что докупить к свадьбе, — говорит она упрямо и шагает в сторону машины. — Доеду с вами.

Владимир слегка прищуривается. На его лице нет ни тени недовольства, но я замечаю это мимолетное движение. И готовлюсь к чему-то экстраординарному.

— В столицу мы поедем только через два часа, — говорит он ровным голосом, — потому что я заказал столик на шесть. Вас утомит ждать в машине, пока я показываю Анжелике свой номер в гостинице.

У меня открывается рот. Виолетта Степановна замирает и растерянно хлопает ресницами, не найдя, что сказать в ответ.

— Хорошего вечера, — говорит Владимир и кивает мне на машину.

Дважды звать не приходится. Я быстро иду к мерседесу. Владимир следом. Я чувствую на себе его взгляд, и сердце разгоняется. Качает кровь по венам, губы сохнут, дыхание становится глубже. Может, я сошла с ума. Трясущийся от страха зайчишка сбежал от тирании домашних, чтобы быть съеденным волком.

Пусть так. Я хотя бы сделала это по собственной воле.

Владимир садится рядом, машина трогается. Это очень глупо, конечно. Любая современная девчонка, например Марта, умрет со смеху. Но я впервые оказываюсь в машине вдвоем с незнакомым мужчиной. Не родственником и не папиным водителем. И мне неловко. Спина прямая, бедра напряжены. Я поставила сумку на колени и сижу, молчу. Столько нервов!

Мимоходом отмечаю, что в салоне очень чисто, пахнет кожаными сиденьями. Дымарский молча ведет машину, направляет ее в сторону выезда из города. Кажется, к нему в номер мы пока не едем.

— Больно? — спрашивает он.

— Что больно? — не понимаю я.

— Родинки удалять.

— А, да. Весьма. Обрыдалась.

— Сочувствую, — говорит он. Впрочем, судя по голосу — не очень сочувствует. — Кто эта милая женщина, которую мы бесцеремонно смутили? Я помню из детства, что ее зовут Виолетта Степановна Гловач. Но в то время мне было неинтересно, кем она тебе приходится. И я не заострял внимания.

— Тетя моего отца. Она за мной присматривает. Мы в Москве жили вместе.