Сопротивляйся мне
Шрифт:
— Точно не хочешь десерт? — нахожу я очередную безопасную тему в конце позднего обеда, раннего ужина, или что у нас там происходит. Чувствую приятную тяжесть в животе и легкость в мыслях. Весь вечер по губам Дымарского блуждает задумчивая улыбка, и я, минута за минутой… смелею. — Ты посмотри только, что они творят! Не еда, а произведение искусства!
Вот оно! Он снова улыбается. Точно так же, одними губами. Вежливо и располагающе. Либо я совсем не разбираюсь в людях, либо он тоже неплохо проводит время.
— Спасибо,
— Совсем?
— Ну, исключения есть, — слегка приподнимает брови, и мне почему-то становится неловко, будто мы снова о чем-то интимном.
Послезавтра он станет моим мужем. Мы будем жить вместе. Спать вместе… наверное.
Я быстро поправляю очки. Это делать совершенно необязательно, просто я вновь начинаю нервничать.
За обедом мы в основном обсуждали нейтральные темы. Перебросились парой фраз о Москве. Он там тоже бывает по работе или учебе, но не часто.
Владимир буквально атаковал меня вопросами! Я едва успевала отвечать!
Рассказала про свой университет, про конкурс красоты и про Сашу, по которой скучаю. Увлеклась и выложила, как мы с ней смеялись, когда репетировали мой выход и речь. Буквально до слез! Саша виляла задницей, проходя по своей комнате, я хохотала, лежа на диване, закинув ноги на спинку и схватившись за живот. Мы с ней пересмотрели кучу старых американских фильмов, в которых были упомянуты подобные мероприятия.
Владимир не перебивал, не зевал, не смотрел на часы. Кажется, что ему было интересно, и я продолжала рассказывать. Можно было бы, конечно, томно молчать и робеть. Но… я ведь пообещала себе, что буду смелой. Не понравлюсь ему, и что он сделает? Не возьмет меня замуж?
— А ты, Владимир? Почему именно юридический? — спрашиваю, решив, что мы вполне можем теперь поговорить о нем. — Почему ты стал юристом?
Он пожимает плечами. На секунду задумывается, будто ему впервые задают этот вопрос.
— Как-то даже мыслей других не было. Мой отец — прокурор, дядя — Виктор Владимирович, — уточняет для меня, — успешный адвокат.
— Дядю твоего я запомнила хорошо, — киваю я. Дымарский, наконец, берет в плен мой взгляд и улыбается шире.
— Уверен, вы подружитесь. Брат тоже юрист, — продолжает, не разрывая зрительного контакта. — Он занимается землей.
— Значит, у тебя не было выбора?
— Почему? Был. Наверное. Но мне с детства дико нравилась синяя форма, — он склоняет голову набок. Вроде бы шутит, но это неочевидно. Форма отца — ужасно скучная, и она уж точно не может идти Владимиру. С его карими глазами, смуглой кожей и вьющимися волосами. Она для него будто простовата. Я не сдерживаюсь и смеюсь. Потом спохватываюсь и прикрываю рот салфеткой. Виолетта Степановна убила бы меня в этот момент взглядом.
— Извини. Но мне кажется, она тебе не идет.
Ни форма,
Он меня рассматривает, как диковинную игрушку на витрине. Словно я снова на сцене и на меня направлены камеры. Почему-то это не смущает, а, напротив, рождает внутри приятный трепет.
— Ты знала, что в древности синий цвет использовали для защиты от сил зла? В этом весь смысл, — он делает глоток кофе, и я улавливаю задор в его глазах. Всё же он шутит. Сказки рассказывает, точно Серый Волк.
— Ты в это веришь? — спрашиваю я.
— Верить можно в Деда Мороза или Зубную фею, а я тебе называю факты.
— Вот оно что. Значит, ты защитник. От сил зла, — произношу я, откинувшись на спинку стула. Наши глаза вновь встречаются.
— Не совсем, но тепло. Знаешь, как переводится слово «прокурор» с латыни?
— Управлять, — отвечаю я без запинки. Посмотрите на моего отца, определение придет само собой. И гуглить необязательно. Он управляет городом, своей семьей, мною.
— И заботиться. Это синонимы.
— Ни разу в жизни! — хмыкаю я, откладывая десертную вилку. Я наелась, всё было очень вкусно.
— По крайней мере, так должно быть, — Владимир допивает свой кофе. — Если управлять правильно. Иначе это тирания. Впрочем, зачастую мы видим лишь часть общей картины, поэтому не понимаем мотивы многих поступков. Просим счет?
Я подкладываю пальцы под колени и смотрю на его руки. Красивые, ухоженные. Черные волоски на тыльной стороне, ровные длинные пальцы. Руки совсем не такие, как у Тараса. У него ладони широкие, на пальцах куча мозолей. Тарас много работает физически. Наверное, не очень хорошо, что я сравниваю этих мужчин.
Чувство вины неприятно кусает. Тарас сейчас в тюрьме, а я тут в ресторане с другим. Ему не следовало со мной связываться. Мне не следует о нем думать, иначе будет только хуже.
Владимир ищет глазами официанта.
Отец должен уже прийти с работы. Вероятно, они как раз успели обсудить мой побег вдоль и поперек.
— А мы можем еще посидеть? — говорю быстро и громко. — Я не хочу домой, — отвожу глаза в сторону.
— Домой мы не собираемся, Анж. По плану отрыв.
— О. Тогда хорошо.
Владимир, наконец, просит счет. А еще просит завернуть нам с собой в пакет бутылку красного французского вина, минералку и два бокала.
— Посчитайте, будто я их разбил, — говорит он официанту. Тот улыбается и кивает, увидев чаевые.
Я смеюсь, когда мы выходим из ресторана и идем к машине.
— Зачем же бокалы покупать? Можно было забежать в супермаркет за пластиковыми стаканчиками!
— Французское вино надо пить из бокалов, — учит он жизни. — А в ближайшем супермаркете, где продают пластиковые бокалы, сейчас километровая очередь на кассу, — добавляет следующую житейскую мудрость. — И мы не будем тратить на нее первое свидание.