Сорные травы
Шрифт:
Гости почти все разошлись. Только священник стоял невдалеке и что-то шептал Лениной маме. Молился? Успокаивал? Уговаривал?
Вадим дернул меня за руку:
— Пойдем, познакомлю с другом. Это он помог с местом.
Священник обнял на прощание женщину и благословил. Повернулся к нам, кивнул Вадиму и протянул мне широкую, мощную ладонь.
— Иерей Иоанн Ресин.
— Иван Корнилов.
— Тезка, значит. Рад знакомству.
— Спасибо вам, отче, за помощь. Без вас бы не справились.
— Да ладно вам, — неожиданно смутился иерей.
Вадим
— Иоанн, мы бы не смогли организовать все так быстро. Удивительно, но сейчас самое дорогое — это могилы. Дефицит.
Я глянул в сторону — в отдалении две группы людей спорили за место. Раньше и представить такое было сложно — остервенело бранятся за могилу, того и гляди в драку полезут. Стало совсем тошно. Определенно, мир сошел с ума.
— Самое дорогое — люди. А перекупщики этим пользуются. Время бедствий, — спокойно проговорил Иоанн, внимательно изучая меня пронизывающим, цепким взглядом. — Година печалей. Нужно верить.
Я поморщился. Вот только проповедей мне сейчас не хватало.
— Верить? В кого? На все воля Господа, святой отец? Это его воля? — я широко повел рукой. Непонятно откуда у меня взялся этот сарказм. Вроде не такой уж я атеист, как Машка. А ведь вырвалось.
Священник еле заметно поморщился. Движение губ скрыла небольшая бородка. А вот яркие серые глаза на мгновение сузились — то ли в гневе, то ли в усталом отрицании.
— Не вам судить. И даже не мне… И я не святой. Если не знаете, как называть, можете отец Иоанн.
— Иоанн, прости, — вмешался Вадим. — Ивану плохо. Он с Леной был близок. — И уже мне: — Извини, Иван, что рассказываю о твоей личной жизни, но отец Иоанн не виноват в несчастьях нашего мира и в твоих тоже. Он помог нам.
Я до боли сжал кулаки — неприятно признаваться в глупости, даже если осознаёшь ее. И мрачно кивнул:
— Простите, отец Иоанн. Я и вправду повел себя грубо. Время такое. Некуда девать злость и усталость. И боль.
Священник кивнул:
— Да, сложно сейчас. Люди ищут ответы, люди ищут виноватых. И удобнее всего винить того, в кого веришь.
— Если веришь…
— Если, — согласился отец Иоанн, с прищуром всматриваясь в меня. — Вы — коллега Вадима?
— Да, точнее, почти. Я хирург.
— Хорошая специализация. Вадим оперирует душу, вы — тело. И вам, и ему будет много работы в ближайшее дни.
И совсем неожиданно Иоанн благословил меня:
— Пусть Господь помогает тебе в славном труде твоем, Иван.
— Спасибо, — оторопело ответил я. Такое отношение человека, которому я только что нагрубил, осознанно и глупо, поразило до глубины души. Он не только простил меня, что еще логично ожидать от священника, но и благословил искренне. Порой люди удивляют. Хорошо хоть иногда — приятно.
Мы, не сговариваясь, не спеша направились к выходу с кладбища. Перед отцом Иоанном люди расступались, потому мы могли идти рядом, бок о бок и спокойно говорить.
— У вас асфодель на рукаве, — улыбнулся священник, указывая на мою рубашку. Опустив взгляд, я увидел
— Простите, как вы сказали? — Название показалось мне смутно знакомым и в то же время чуждым.
— Asphodelus, — повторил он. — Особый цветок. Древние греки высаживали его на могилах, чтобы мертвым было чем питаться. В клубнях растения много крахмала и сахара.
— Не знал, что такие цветы у нас растут, — удивился я. Даже Вадим заинтересовался и сорвал шишковидное соцветие.
— Не растут.
— Тогда откуда вы знаете, что это за цветок?
— В бытность мою военным человеком по делам миротворческим занесло меня в Южную Европу. Там этот цветок не редкость… — Священник помолчал и задумчиво продолжил: — Когда асфодели зацветают на лугах, кажется, будто все покрыто снегом. Только снежинки с крохотными пурпурными полосками.
— То-то я думаю, что название знакомо. Наверное, с биологии помню.
— Или с мифологии. — Священник взял у Вадима соцветие, размял, как я полчаса назад, и понюхал смятые лепестки. — Эллины верили, что эти цветы растут только в Аиде, царстве мертвых, а семена к нам попадают с посланцами смерти. Потому так часто асфодели зацветают на кладбищах.
— Вы же говорили — на лугах?
— То, что сейчас луг, вполне возможно, когда-то было местом упокоения.
Я осмотрелся окрест — везде, куда ни кинь взгляд, белели колоски асфоделей. И ни тысячи ног, ни грязь — ничто не могло нанести им вред. Казалось, что цветы нематериальны, неподвластны грубому миру живых.
— Странно. Откуда они здесь? Где мы, а где Греция?
— Сейчас много странного, Иван. И асфодель не так меня пугает, как повсеместное торжество смерти.
Вадим мрачно хмыкнул, но смолчал.
Разговору не суждено было продолжиться. Мы находились почти у выхода с кладбища — до кованой решетки ворот и редких перекрытий забора оставалось всего чуть-чуть, — когда невдалеке разыгралась безобразная сцена. Несколько вездесущих бабок-клонов ожесточенно дрались между собой — шипели, яростно ругались и вырывали друг у друга цветные листки-агитки. Прямо на наших глазах к ним подключилось пятеро молодых людей в одинаковых темных костюмах и белых рубашках. Все в округе остолбенели от удивления и шока. Все-таки в наше время такие склоки — редкость, а уж когда молодежь вперемешку со стариками — и подавно.
Во все стороны летели синие и зеленые листки. Похоже, адепты «Свидетелей» и «Адвентистов» не поделили территорию. Еще никогда я не видел, чтобы пастыри сражались за души настолько открыто и буквально.
Первым опомнился отец Иоанн — бросился в кучу-малу, выдернул оттуда одну бабку, вторую, выпихнул парня в костюме. Следом включились мы с Вадимом, потом и мужики из толпы очнулись от ступора. За пару минут мы разняли дерущихся, оттащили и придержали самых активных. Постепенно накал страстей стал спадать. Казалось — все, угомонили.