Сорок монет
Шрифт:
«Значит, мать Айдогды внесла такую сумятицу в головы этих хороших людей!» — подумала Сульгун, а вслух сказала:
— Обо всех сватах я должна тебе сообщать?
— А их много?
Девушка не ответила.
— Ты почему молчишь?
— Ну, что я могу тебе сказать?
Аман махнул рукой и зашагал прочь от дома.
— Ты куда?
— Не знаю. Мне надо успокоиться. Потом как-нибудь зайду.
— Как хочешь! — крикнула ему вдогонку Сульгун и засмеялась.
— Ты что смеёшься?
— Потом поговорим,
Аман шёл, не оглядываясь, Сульгун смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.
Куда он идёт? Неужели опять в ресторан? Может быть, догнать его? А если не послушается? Может быть, она сумеет ему объяснить? А что, собственно, надо объяснять? Что тут непонятного? Пусть делает, что хочет! А ей надо бежать в больницу.
Хотя Сульгун была и молодым врачом, но у неё уже вошло в привычку навещать вечером больного, прооперированного ею утром. Больница находилась поблизости от дома, и она всегда ходила туда и обратно пешком.
Сегодня, когда мысли об Амане не оставляли Сульгун, ей не хотелось задерживаться на работе. Но тем не менее она пробыла в больнице почти до одиннадцати часов.
Старый шофёр, увидев торопливо выходящую Сульгун, нагнал её.
— Дочка, поздно уже, садись, отвезу, а то пусто на улицах.
— Спасибо, Перман-ага. Но я не домой, чуть подальше.
— Тем более. Говори, куда ехать?
— В ресторан дяди Ашота.
— В такое время, дочка, в ресторан никак нельзя. Если что нужно, я тебе сам привезу.
— В ресторане мне ничего не нужно. Мне нужно в одно место поблизости от ресторана.
— А, ну если так, ладно.
Ещё издали увидев, что в дверях ресторана Аман толкается с каким-то человеком, девушка остановила машину, вышла и отпустила шофёра. Пожилой швейцар совсем выбился из сил, стараясь оттащить парня от дверей.
Сульгун решительно подошла к ним и взяла Амана за руку.
— Вот это дело, — обрадовался швейцар;— Никак не могу втолковать этому молодому человеку, что ему давно домой пора. Вам бы надо было пораньше приехать.
— Спасибо вам, — сказала Сульгун и приказала Аману: — А ну, пойдём!
Аман, покачиваясь, нехотя двинулся с места.
— Это ты, Сульгун?
— Да, я.
Повиснув на руке у девушки, он забормотал:
— Ты? Что ты здесь делаешь среди ночи?
— Приехала за тобой.
— Ты? Как ты догадалась, что я здесь?
— Некоторые считают, что обиду лучше всего заливать водкой.
— По-твоему, и я такой, как некоторые.
— Сейчас, например, ничем от них не отличаешься, Ну-ка, иди ровнее. Я хоть отведу тебя домой.
— Куда? Домой? — Аман замахал свободной рукой и зло рассмеялся. — Теперь у нас дома нет.
— Аман, перестань болтать!
— Я не болтаю. Теперь в том доме поют и танцуют ребятишки.
— Не понимаю.
— Я и сам не понимаю. Зато Тойли Мерген понимает! Мой щедрый отец!
«Может,
— Ну, если нет того дома, пойдём в другой.
Пьяно упрямясь, Аман откинулся назад.
— В другой я не пойду!
— Может быть, к отцу поедешь? Ах, не надо было мне отпускать Пермана-ага.
— И туда не поеду! Куда ты меня тащишь?
— Какая разница, куда? Аман, веди себя прилично!
— Я всегда веду себя прилично. А ты, ты, Сульгун, не оправдала моего доверия. Зачем, зачем ты пускаешь в дом сватов? Ни один сват не имеет права заходить в ваш дом, ничья мать не имеет права… Кроме моей…
— Идём, Аман!
— А я тебе говорю…
— А ты лучше помолчи. Когда придёшь в себя, мы поговорим.
— Хоть я и пьян, хоть я и вдребезги пьян, я всё понимаю. Просто чуть-чуть язык заплетается, а так всё нормально. Почему у тебя секреты от человека, которого ты… нет, который тебя любит. А? Ну, скажи. Остальное — ерунда. Вот что меня обидело. Если ты до сих пор не знаешь этого, тогда я…
— Аман, постарайся идти хоть немножко ровнее. Потом мы с тобой обо всём поговорим.
— Почему потом? Я лично… Лично я уверен, что сейчас самый подходящий момент! — Аман, который и прежде-то шёл с трудом, остановился, раскачиваясь, но зато язык у него вдруг перестал заплетаться. — Смотри, пустынная улица, тихая ночь. Ни людей, ни машин. Лишь поблёскивают лампочки, да шелестят листья на деревьях. Никого, только ты и я. Ну-ка, выйди, выйди сюда из-под тени дерева. Гляди, вон какая круглая луна. Она нам с тобой светит!.. Сульгун! Ну, не хмурь брови, посмотри мне прямо в глаза.
До сих пор Аман ещё ни разу так не разговаривал с ней.
— Ну, посмотрела! — улыбаясь, проговорила Сульгун. — Что ты хочешь этим сказать?
— Подойди поближе.
— Аман, пойдём, мы же на улице.
— А я говорю тебе, подойди поближе! — упорствовал он.
— Ну, подошла.
Аман обнял её и поцеловал.
— Теперь веди меня куда хочешь!
— Аман, как ты себя ведёшь? — желая показать, что возмущена, проговорила Сульгун, но голос её прозвучал мягко и ласково.
— Всё, теперь всё! — сказал Аман и, стараясь не качаться, отодвинулся от неё. — Ты не услышишь от меня ни слова…
И в самом деле, он умолк, покорно подчинившись девушке.
Сульгун добралась с ним до своего дома и с величайшим трудом втащила его на второй этаж. Тут она остановилась, открыла ключом дверь и очень смутилась, увидев в прихожей мать.
— Мама, я думала, ты легла. Понимаешь, мне пришлось привести Амана. Ты не будешь сердиться? Он в плохом состоянии, я не знала, как быть, и привела его к нам.
— Не беда, дочка, — сказала Дурсун. — А где он?
— Он за дверью. Мама, если тебе не трудно, постели ему постель. Я ужасно устала.