Сорока на виселице
Шрифт:
Уистлер приставил к виску палец и сделал вид, что застрелился.
Мария смутилась.
– Кстати, вы знаете, как возникли подобные вещицы? – Уистлер взял самый сложный на вид узел. – У всякой головоломки есть давно забытое практическое предназначение. Иногда презабавное. Вот эта головоломка, «пастушья петля», возникла в Северной Италии предположительно в двенадцатом веке. Пастухи, уходя с отарами в горы, всегда брали с собой хитроумно завязанный узел.
– Для чего? – спросила Мария.
Я заглянул в «Кипящую соль», слышал
– О, это чудесное мракобесие, я сейчас объясню! Мы, синхронные физики, обожаем всё всем объяснять, так что готовьтесь… Так вот, дело в том, что по народным поверьям севера Италии вампиры, как и прочая нечисть, не переносят узлов…
Наверное, услышав про вампиров, я не смог сдержать удивления, Уистлер принялся объяснять:
– Вампиры – это такие мифические существа, они питаются кровью… ну не важно. Когда вампиры видят узел, то не могут пройти мимо, пока не развяжут, компульсивное поведение, это непреодолимо. И этим пользовались находчивые крестьяне – если они чувствовали, что за ними крадется вурдалак, они бросали на землю такой узел и спокойно уходили. На сезонных ярмарках продавали и готовые узлы, изготовленные умельцами. На этих же ярмарках проводились состязания по развязыванию, имелись целые школы.
Уистлер разглядывал головоломку.
– Ум утончался в преньях о вампире… – романтично произнесла Мария. – Поэтичные были времена.
Библиотекарям лишь бы о вурдалаках.
– Это весело… на первый взгляд, – заметил Уистлер. – Средневековым крестьянам было не до шуток, особенно в гористых уголках Италии. Дикие места, до сих пор дикие…
«Кипящая соль» служила, похоже, и записной книжкой, в которую Уистлер заносил внезапные мысли.
– Ты же не веришь в существование вурдалаков? – осторожно спросила Мария.
– Мир меняется. – Уистлер почесал головоломкой подбородок. – В шестнадцатом веке началось очередное вымирание видов, продолжавшееся до двадцать второго. Сумчатые волки, стеллерова корова, дронты, электрические рыбы, птицы, летучие мыши, вымерло огромное количество существ, вурдалаки вполне могли быть среди них. Никакой мистики – один из исчезающих подвидов хомо, окончательно вытесненный более удачливым конкурентом.
– Да здравствует эволюция! – объявила Мария. – Не хотелось бы встретиться с вампиром.
– Эволюция – капризная особа… – задумчиво произнес Уистлер. – Кстати, некоторые считают, что эволюция – исключительно планетарный феномен… Но сам я так не думаю, я не сомневаюсь, что и пространство формирует нас, перекраивает под себя. Кстати, физиологи утверждают, что смерть имеет накопительный эффект.
– Что значит накопительный… эффект? – спросил я. – Смерть накапливается?
Уистлер не ответил.
– Обнадежил, однако, – сказала Мария. – Накопительный эффект… Возгонка количества в качество, анабасис Леты…
Слишком частая смерть становится
– Говорят, что есть экипажи, у которых набраны тысячи смертей, – сообщила Мария. – Представляете? Тысячи!
Я попытался представить, тут же закружилась голова.
– Ничего удивительного, – сказал Уистлер. – В первые годы экспансии за этим не очень следили, эйфория, энтузиазм, люди закрывали по несколько тысяч эвтаназий… а потом… Одним словом, побочные эффекты заметили не сразу…
Сейчас расскажет про память.
– Некоторые приобретали весьма странные качества. – Уистлер сделал смешное и странное лицо.
– Да-да, начинали говорить на чужих языках, – подхватила Мария. – У меня с подружкой такое приключилось. Она медик, ей частенько приходилось летать… ходить то есть. Воскресла – а в голове целый словарь…
– Ей повезло, – заметил Уистлер. – У многих проявления… серьезнее. Размывание личности, not exconscious transmission, пространственные психозы… Весьма причудливые, кстати… Вот…
Уистлер растерянно выложил на столик части проволочного узла.
– Я же говорил, нечистая сила не может пройти мимо завязанного узла, ей обязательно надо его развязать.
Мария взяла головоломку, принялась разглядывать части. Чего разглядывать, и так видно, что сложная.
– Кстати, насчет перекусить, сегодня в столовой пироги, – предложил Уистлер. – Могу заверить – они грандиозные. На Земле таких решительно нет!
Мы отправились перекусить, хотя голода я до сих не испытывал.
– …А все потому, что самые искусные люди давно в пространстве! Лучшие ученые, лучшие практики, лучшие пирожники!
Уистлер оказался большим знатоком и ценителем пирогов и космического фольклора, рассказав про пироги с груздями и со сметаной, стал рассказывать про погрузившихся в войды и не вернувшихся в порты приписки.
– За годы экспансии в пространстве бесследно исчезли восемьдесят девять кораблей, – рассказывал Уистлер по пути. – Аналитики предполагают, что в подавляющем большинстве случаев это ошибка навигационных систем. То есть эти корабли не погибли сразу, а попросту сбились с пути, потерялись и до сих пор идут через пространство. Так что «Летучие голландцы» – это не легенда, а вполне себе реальность, и печальная…
– Хоть кто-то вернулся? – спросила Мария.
– Нет, – ответил Уистлер. – Сошедший с тропы не вернется обратно.
В столовой, как всегда, никого. Мы набрали пирогов, воды и морса, устроились в дальнем углу.
– Поэтому перед посадкой никогда нельзя оглядываться, – сказал Уистлер. – Ни в коем случае. И лучше ничего не есть…
– И три дня не мыться, – вставила Мария. – И не чистить зубы.
– Мыться можно, нельзя причесываться. Про зубы есть разные школы, подходы отличаются… Но стричься действительно нельзя, как и обрезать ногти во время вектора. Всегда ходить по левой стороне коридора, но по середине лестницы.