Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
И через час у нас в комплекте кроссовки, полностью закрывающие щиколотку — и на камнях устойчивее, и, знаете ли, змеи могут встречаться, поясняет продавец; походная куртка и такого же типа штаны — а прошиты здорово, отделаны крупной строчкой и заклёпками вроде джинс; два мощных фонаря и два налобных, моток верёвки на всякий случай, фляжки для воды и небольшой рюкзачок, чтобы тащить всё, что нужно, не в собственных ручках, а за спиной. Руки лучше держать свободными, деловито объясняет наш консультант, там и скользко, где-то и за стены хвататься придётся, за корни… Руки держите свободными, особенно на реке.
— Ник, а зачем нам в горы? — спрашиваю между делом.
— А
… И ещё помню счастливый взгляд Константина при нашем возвращении.
— Дружище, — Ник оглушительно хлопает его по плечу, отчего дворецкий слегка проседает, — о, извини, не рассчитал… Я же сказал тебе, что вернусь! Завтрак готов?
— И завтрак, и обед, и ужин, сударь, — как всегда, с достоинством отвечает дворецкий, почему-то благодарно улыбаясь в мою сторону. — Велите подавать всё сразу?
— Тащи, — распоряжается Николас. — Вот не поверишь, кроме двух жалких селявок нам за сегодняшний день так ничего и не перепало.
— Обжора, — не могу я сдержаться, вспомнив упитанных рыбёх с мою ногу каждая. — И куда в тебя столько влезает?
А просыпаюсь я с головой удивительно ясной и чистой. Только какой-то дискомфорт ощущаю, но спросонья не пойму, в чём дело. Слышу шумный вздох и, разлепив веки, с удивлением обнаруживаю на соседней подушке голову спящего Рика. Нет, видали! Мало того, что он всё чаще от меня сваливает, он старается сделать это ещё и с комфортом! Башка на подушке, хвост под одеялом… Этак он скоро научится ванну себе напускать.
Блин. Что-то подозрительно мокро под боком. Вот от этого я и проснулась.
С рассерженным шипением вскакиваю. Ящерок, довольно взбрыкнув, потягивается как собачон — до чего же он длинный становится! — заняв при этом и мою половину кровати. Ругнувшись, иду в душ, и обнаружив ванну с остывшей водой и лужи на полу, кратко и энергично высказываю всё, что думаю о самостоятельных кидриках, у которых лапы настолько схожи с человеческими, что умеют откручивать краны. Хорошо, закрыть смог, пробку бы ещё догадался вытащить! А наследил-то как! Что я скажу горничной?
Подозреваю, что дело закончится очередным сюсюканьем и закармливанием. Скоро этот любимчик горничных отожрётся так, что мне придётся под него толстеть, дабы он с пояса не сваливался.
Умывшись, кое-как припомнив наставления по экипировке, извлекаю из гардеробной вчерашние покупки. Молодец Аглая, успела и ярлычки с обновок снять, и отутюжить куртку со штанами. Конечно, напрасный труд, потому как к вечеру уделаюсь, как поросёнок, учитывая любовь родственничка к экстремалу и красивым сложным трассам. Рассвет в окошке только-только полощется, но, надеюсь, я не проспала: Николас предупреждал, что выезд намечен ранний. Сам, поди, ещё храпит, и от одной мысли мне становится досадно. Запустить к нему мокрого ящера, пусть понежатся вместе? Но к вящей досаде, едва выйдя из комнаты, сталкиваюсь с Ником нос к носу.
— Молодец, — говорит он одобрительно. — Уже при параде. — Окидывает меня бдительным взором, даже заставляет крутануться, проверяя, как сидит походное снаряжение. — Обувь не жмёт, не трёт? Куртку погоди надевать, утро тёплое, с собой прихватишь. — Стрельнув по моей талии глазами, спрашивает: — А где наш друг? Почему не на месте?
— Иди, буди его сам, — сердито отвечаю. — Разбаловали мне малого, совсем от рук отбился! Скоро будет до двенадцати спать, как барышня!
— Рик! — рычит Николас, заходя
После краткого шебуршанья и звуков борьбы он появляется с заспанным и недовольным ящерком на плече, по счастью, уже достаточно подсохшим. Сам пристраивает его мне вместо пояса, не забыв мимоходом приобнять. Я уже привыкла к подобным его привычкам и не обращаю внимания.
В который раз убеждаюсь, насколько ловко он умеет носить одежду. Как будто в ней и родился. В джинсе, простой с виду, но явно дорогой — богатенький ловелас, не отягощённый заботами о средствах существования и порхающий в поисках очередных феечек; в белоснежном костюме-тройке — аристократ, бизнесмен, знающий цену себе и окружающим. Сейчас же у него такой вид, будто он всю жизнь не вылезал из байдарок, не спускался с гор и не выходил из густейших лесов; даже, кажется, пропах костровым дымом и малость подгоревшей ушицей, и даже куртка, которую небрежно кинул на диван, не новенькая, как моя, а потрёпанная, кое-где зашитая крупными мужскими стежками — не эстетично, но надёжно, и множество карманов в походных штанах защитной расцветки не пустые, видно, что в них распихана какая-то мелочь. Мощный торс обтянут футболкой, ни на гран не скрывающей приятные глазу мышечные округлости… Красавец у меня родственник, залюбуешься.
— Не упаришься? — спрашиваю, глазами показывая на ботинки на высокой шнуровке. — Сам говорил — жарко будет.
— Это только в дороге, — отмахивается он. — А там, на месте, солнца особого не увидишь. Да и ноги придётся от камней беречь. Не отвлекайся, родственница, выходи на середину. Раскрывайся. Сказал же — построение буду делать.
Придирчиво изучает мою ауру. А меня поджидает приятный сюрприз: моё персональное изумрудное сияние ощутимо увеличилось в радиусе. Надо же, ведь ничего нового я не чувствовала, когда по отдельным крупицам силу собирала, никаких изменений, а мне-то казалось, что зарядись я полностью — и начнёт буквально распирать энергией, как при передозе — уж больно хорошо запомнилось тогдашнее состояние. Оказывается, нет.
Или всё дело в дозировке? Правильно, если в своё время лунного света я переборщила из-за открытого доступа, то энергию, собираемую здесь, получаю в гомеопатических дозах. И она незаметно всасывается, складируется. Это как лишний вес: его тоже набираешь не сразу, а замечаешь только, когда любимое платье вдруг становится мало.
— Браслет как себя ведёт? — тем временем спрашивает Николас. — Не жмёт? Не холодит?
— Нет, — говорю с удивлением. — Я его и не замечаю…
Ник прощупывает, сканирует камни на браслете, затем проверяет кольца. Над тем, что с чёрным камнем, его рука вдруг замирает.
— Однако, — говорит он, и я не могу определить сразу — озадачено или с одобрением. — Это что за самодеятельность, родственница? Я тебя просил? Я говорил тебе на лунах заряжаться? Молодец, — неожиданно заключает он. — Считай, что к работе в полевых условиях пригодна. Для перехода правда, рановато, — он ещё раз обходит вокруг меня. — Ничего, день-другой — и мы выйдем на новый уровень. Молодец, — в который раз повторяет. — Хорошо учишься.
Доволен.
Мы проверяем содержимое рюкзачка, который затем перекочёвывает — на мою спину, заметьте, но я не возмущаюсь, потому что… ну, знает он, что нужно делать, и я не возражаю. По своим, пусть и немногочисленным, походам помню, что руководителя группы нужно слушаться, он с бухты-барахты требовать ничего не начнёт и порядки не от балды устанавливает. А мы, считай, хоть маленькая, но группа, и старшим в ней явно не обережница.