Сороковые... Роковые
Шрифт:
– Станешь тут, - буркнул ребенок, - забудусь первое время: "Ма, где мой свитер?" А потом как холодным душем - нет твоей мамки, и неизвестно, что с ней! Знаешь, как лихо было?
– А эта девица... у тебя что, серьезно?
– Ма, я молодой ещё, мне, вот, как ты, такую надо, посерьезнее, поосновательнее.
– Улыбнулся сын.
– Нет, ма, пока не сходятся звезды правильно.
Долго сидели, прижавшись друг к другу, и негромко говорили - обо всем.
– Гончаров, Гончаров... это который всегда пальцы веером?
– Я его не знала до того, но, похоже - он. Сейчас совсем другой человек, там, знаешь, шелуха как с лука, вмиг слетает, и видно сердцевину, я не знаю сколько раз порадовалась, что не оказалось среди нас гнилья.
– А твой толстый друг - Ищенко, он-то как со своим давлением?
– Там половина его осталась, он джинсы проволокой скручивал, чтобы не спадали. Смеялся, что жена по лысине только и признает. Данюсь, а давай поищем людей по фамилии фон Виллов?
– Немцы?
– остро взглянул на неё сын, что-то понял.
– Мам, расскажешь?
– Попозже, сынка.
– Ладно, понимаю, что вы все, как вон чеченцы-афганцы, долго ещё будете войну видеть во сне.
Пошли к ноуту, Данька шустро пощелкал мышью и выдал:
– Вот, смотри, что нашел!!
Варя читала и не скрывала слез, её Герушка, оказывается был жив до 2006 года. Совместно с Паулем Краузе основал после войны фармацевтическую, сначала небольшую фабричку, к девяностым годам превратившуюся в солидную фирму - 'Hoffnung'- Надежда. Женился в сорокапятилетнем возрасте, есть сын - Николас, фармацевт. И было одно единственное фото Герберта, на юбилее в его восемьдесят.
Варя долго-долго смотрела на своего постаревшего, но все такого же, замкнутого, сухостойного, уже с палочкой, Герби.
– Герушка, так тебе и не довелось, похоже, больше быть таким счастливым и беззаботно смеющимся? Милый ты мой, не знала я и не могла представить, что ты мне такое счастье оставил - ребенка, а если он будет похож на тебя...
Следущая фотка - его сына.
– Мда, только глаза фатера и нос, а так совсем не похож!
Невысокий полный мужчина добродушно улыбался в объектив.
– Мам, не плачь, мам, все же хорошо.
– А? Да, сынка! Просто, - и Варя решилась - все равно когда-то надо будет говорить, - этот вот немец-он для меня там был всем на свете.
– Мам, ты что ли влюбилась в фашиста?
– Не в фашиста, в немца, среди всяких наций есть и люди и нелюди!!
– Варя обиделась.
–
– А ты пойми, тем более, что в сентябре, если все сложится удачно, и я смогу выносить, рожу его ребенка.
– Мам? Ты шутишь так?
– Нет, сын, не шучу.
Варя, не вдаваясь в подробности, рассказала ему, что и как было там. Сын сидел с круглыми глазами, Варя достала флешку, тоже запрятанную в поясок:
– Вставляй и смотри, что и как. Дань, нас предупредили, чтобы утечки информации не было.
– Понял, понял уже.
Он вставил флешку, и первый же кадр оттуда поразил его - Гринька и Василек, одетые в немыслимое рванье, худющщие, замурзанные, но безмерно счастливые улыбались в объектив, посередине стоял волк. Данька завис, внимательно-внимательно разглядывал пацанов и Волчка, потом начал смотреть дальше, впечатлил Леший.
– Мам, это же настоящий Леший!!
– Его там так и зовут.
– А этот пацан - командир отряда. Партизан? Да он же совсем не тянет на командира?-
– Потянул вот.
Данька подолгу рассматривал каждый кадр, увидев Ищенко в будке лудильщика аж присвистнул: -Ни фига себе!
Долго вглядывался в худые лица бывших пленных, полюбовался на Стешу, восхитился косами её и Полюшки.
Затем сначала недоуменно, а потом все внимательнее всматривался в фотографии своих родственников.
– Мам, это же...
– как-то неверяще спросил он, - это же наши брянские? Кого-кого, а вот этого пацана-деда Гришу я всегда узнаю. Мы же к нему заезжали, и твой любимый дядюшка Ваня, тоже узнаваем. А это наш прадед? А этот сухонький дедок?
– Это мой прадед, твой уже пра-пра, Григорий.
– Мам, а это? Понял, это наш Никифор, погибший в Польше?
Варя кивнула, слезы опять полились.
– Мам, но ему лет четырнадцать от силы? Он же мелкий?
– Тут шестнадцать, на следующий год - погибнет.
– Варя разрыдалась.
– Ох, Данька. Я... там... так было горько, когда я его увидела, он такой мальчик, чистый, наивный... ты представить себе не можешь, как это все страшно. Вот там, видишь, два парнишки, спасенные Лешим, повыше - его сын, про них - потом, а который пониже... Он же со своей батареей остался прикрывать отход наших, знал, что все тут и останутся. Там же весь бугор перепахан снарядами, лупили по ним прямой наводкой, а у них уже снарядов не было... Мальчишечка нецелованный, хорошо - деды нашли и услышали, что дышить, а у нас таблетки были, я своим на Урал много чего прикупила, у мужиков в машинах аптечки. Антибиотики были, кой кого вытащили с того света почти. Фильмы, книги, но видеть воочию...