Сорванная вуаль (Любовь срывает маски)
Шрифт:
«О нет!» – ужаснулась она, только сейчас заметив, насколько обнажено его тело. Марианна почувствовала, как румянец заливает ее лицо. Она и раньше видела голых мужчин, находясь рядом с отцом, когда тот оказывал им помощь. Но этот мужчина так отличался от них. Он не зарос щетиной, не был грязным и грубым, как те солдаты, которых лечил отец.
Взгляд Марианны скользнул дальше, туда, где густой пучок волос, как она понимала, окружал его…
Она отвела глаза и вдруг заметила, что граф внимательно наблюдает за ней. Она посмотрела ему
– Так как, – спросил он с легкой усмешкой, – вы сумеете это спасти?
Марианна еще больше растерялась. Ей показалось, что граф имеет в виду что-то другое, а не свою ногу.
– Да, конечно, но надо послать вашего слугу к аптекарю, мне кое-что потребуется.
– Только скажите, что вам нужно, – откликнулся Уильям, не заметивший странной улыбки хозяина, и направился к двери.
– Скажите слуге, чтобы он дал баночку мази аконита, – ответила Марианна.
Уильям кивнул и открыл дверь.
– И, Уильям, – добавила Марианна, с опаской взглянув на графа, – пусть слуга передаст моей тете, что я вернусь поздно.
– Если вы скажете, где живете, я передам ей это сам.
– Нет!
Оба мужчины испытующе посмотрели на Марианну.
– Я хочу сказать, что вам самому не стоит беспокоиться. Просто пошлите слугу. И не… э… говорите ей, кто мой пациент. Моя тетушка придет в ужас, если узнает. Просто пусть слуга передаст, что я скоро вернусь. Тетя Тамара привыкла, что я возвращаюсь поздно, она поймет.
Когда Уильям ушел, Марианна огорченно вздохнула. Тетя Тамара придет в ярость, когда узнает, где она была. Со дня их встречи у мистера Тиббета тетя много раз настойчиво повторяла, как важно для Марианны не попадаться на глаза графу.
– Почему ваша тетя придет в ужас, узнав, что вы лечите меня? – спросил Фолкем.
Марианна, достававшая толстую иглу и крепкую черную нитку из кожаного мешочка с травами, замерла. Она вдруг осознала, что осталась наедине с очень опасным для себя человеком.
– Прошу прощения, милорд, но моя тетя не доверяет дворянам, – ответила она, пытаясь не выдать охватившего ее волнения.
– Почему же? Разве дворяне менее приятны или менее достойны доверия, чем цыгане? – рассмеялся Фолкем.
– Некоторые из них отвратительны, – сердито ответила Марианна.
– Как и некоторые цыгане. Может быть, вашей тете просто попадались не те дворяне.
Марианна не ответила, понимая, что спор с графом ни к чему хорошему не приведет. К тому же в его словах была доля правды. Мать Марианны как-то намекнула, что какой-то дворянин разбил сердце Тамары, что и стало причиной ее презрения к дворянам, которых она считала слабыми и мягкотелыми щеголями.
Марианна взглянула на Фолкема. Этот граф явно не походил на тех людей благородного происхождения, которых презирала ее тетка. Это вызывало сожаление. Поскольку он был
Хорошо, что он ранен и не может преследовать ее, если она вдруг будет вынуждена бежать. В то же время она была почти уверена, что если он захочет преследовать ее, он, раненый или нет, сделает это.
Ей просто надо убедиться, что у него нет такого желания. Марианна посмотрела на иглу, в которую уже вдела нитку. После того как она наложит швы, вероятнее всего, он никогда больше не захочет, чтобы она приближалась к нему. Марианна поморщилась, представив себе, какую боль причинит сейчас графу.
И тут же она напомнила себе о том, кто перед ней. Она оглядела комнату, которую граф выбрал для себя. Это была спальня ее родителей. Неприязнь Марианны к Фолкему возросла, когда она увидела, как он переделал комнату. Старые любимые кресла и письменный стол ее отца заменили новой ореховой мебелью, лишенной теплоты и уюта. Ее взгляд упал на окровавленную шпагу, лежавшую на роскошном ковре.
«Граф – жестокий убийца, – сказала Марианна себе. – Он заслужил эту боль, от которой теперь страдает, и лучше поскорее закончить с этим неприятным делом».
– Я собираюсь зашить вашу рану, так она лучше заживет, – сказала Марианна, снова подходя к кровати. – Вам будет больно.
– Больнее, чем сейчас, уже не может быть, но я надеюсь, вы умеете орудовать иголкой, – язвительно заметил граф.
– Разве вы не знаете? Мы, цыгане, славимся своим умением шить, – сказала Марианна и, вонзив иглу в его тело, протащила нить.
– Вы не цыганка, – проговорил граф сквозь стиснутые зубы.
Марианна так растерялась от услышанного, что нечаянно уколола его.
– Черт побери, женщина, – закричал Фолкем, – я вам не подушка для иголок!
– Простите, – стараясь сохранять спокойствие, тихо произнесла Марианна. – Что вы хотите сказать, заявляя, что я не цыганка?
– Для цыганки вы говорите слишком правильно. У вашей тети есть акцент, а у вас нет. У вас речь образованного человека.
Марианна судорожно сглотнула. Этот человек слишком проницателен. Она должна дать ему какое-то объяснение, но какое? И тут Марианна вспомнила, что однажды сказала ее тетка: наилучшая ложь – та, что всего ближе к правде.
– Мой отец был благородного происхождения, – ответила Марианна. – Цыганкой была моя мать.
– Так вы незаконнорожденный ребенок? Это объяснило бы вашу правильную речь, но лишь в том случае, если бы вас воспитывали как дворянку. Вы хотите сказать, что ваш отец признал вас?
Слава Богу, граф сделал желательный для нее вывод, и ей почти не пришлось лгать.
– Да. Я росла в его доме, пока он не умер, – с трудом проговорила Марианна. Ей хотелось, чтобы смерть отца была неправдой. – После этого его семья не захотела принять меня, поэтому я уехала к тете. С тех пор она заботится обо мне.