SOS! Любовь!
Шрифт:
Каждое утро мама приносила ему завтрак в постель, готовила одежду… Я говорила вам, что в то время ему было уже за тридцать? А кастингом ведала сестра, именно она решала, подойдет ему девушка или нет.
– А он не возражал?
– Естественно, нет.
Конечно же, я сестре не понравилась, в этом я убедилась, когда он пригласил меня на ужин. Атмосфера у них была еще та: квартира мрачная, массивные темные шкафы, часы с маятником, которые отбивали каждую четверть часа, вышитая скатерть, белые с золотым ободком тарелки, серебряные приборы и кольца для салфеток. На ужин подали суп, и я помню, поскольку была пятница, мать приготовила
Ужин прошел почти в абсолютной тишине, не считая реплик вроде «Налей, пожалуйста, воды», «Спасибо» и «Очень вкусно».
Никто меня ни о чем не спрашивал. Их концепция гостеприимства была довольно странной – так партизаны принимали немецких офицеров в период Сопротивления. Каждый смотрел в свою тарелку, не поднимая глаз. Правда, сестра отличилась – упомянула Иларию, девушку, которую отец прочил Луиджи в жены. Отец этой девушки продавал гидромассажные ванны. Думаю, они мечтали о совместном предприятии! Луиджи в пику отцу отказался встречаться с Иларией, а я понятия не имела, что совершенно не соответствую их представлениям о счастье сына. После того ужина мне официально объявили войну.
Я не могла остаться ночевать у него, это не одобрялось. Впрочем, все равно у него была односпальная кровать, а его комната располагалась между спальней родителей и комнатой сестры. С другой стороны, он тоже не оставался у меня, поскольку считал, что до свадьбы это не положено.
– До свадьбы?!
– Конечно, он был готов жениться на мне, лишь бы увидеть, как отец лопнет от злости. Луиджи, этот экзальтированный проповедник, основательно промывал мне мозги. Он видел во мне свою избранницу, и нужно было соответствовать. Мне это даже льстило. – Сомнения закрались лишь после того, как его сестра пыталась наехать на меня.
– Она пыталась вас сбить?
– Она всегда это отрицала, но какой смысл ехать триста метров по встречной полосе лишь для того, чтобы рассматривать витрины.
– Значит, он попросил вашей руки?
– Не то чтобы попросил… он считал это само собой разумеющимся. Так же, как то, что нельзя заниматься сексом до свадьбы.
– Нельзя заниматься сексом до свадьбы?
– Скажем, нельзя идти до конца… По крайней мере, со мной.
Иногда, если наши ласки заходили далеко, он принимался бичевать себя, потому что святой Фома Аквинский считал грехом растрачивать семя. Тогда он поворачивался ко мне спиной и всю ночь рыдал, обвиняя меня в том, что я его соблазнила.
– Ничего себе! И вы хотели выйти замуж за этого человека? Он же просто иезуит какой-то!
– Нет, когда он не впадал в религиозный экстаз, он был очень мил. Знаете, я ведь опускаю подробности.
– Подробности! – восклицает Фолли, взъерошивая волосы.
– Ну, он старательно придерживался правил именно потому, что его отец был ужасный кобель, изменял матери при каждом удобном случае. Как-то вечером Луиджи сказал родителям, что мы собираемся пожениться в конце февраля.
Любопытно, что я-то ничего не знала об этом. Я бы не удивилась, если бы увидела его у алтаря босиком, в монашеской рясе и с веригами на теле.
– Как говорят в Англии, что-то старое, что-то новое, что-то голубое…
– Услышав новость, отец Луиджи позеленел, у матери случилась истерика, а сестра бросилась к телефону, чтобы обозвать меня последними словами. Тогда-то я забеспокоилась, припомнив неудавшееся покушение на мою жизнь.
Фолли улыбается и что-то
– Отец Луиджи, недолго думая, явился ко мне с туманными угрозами, говорил, что наш брак – самая большая ошибка в моей жизни и что он будет изо всех сил стараться разорвать наши отношения. Теперь мне кажется, что он правильно меня предостерег, но тогда я очень расстроилась и рассказала все Луиджи, который вскоре переехал ко мне. В общем, мы стали жить вместе. Наверное, это можно было бы назвать пробным браком, если бы не одно «но» – естественно, никакого секса.
Я сразу заметила, что Луиджи совершенно ничего не умеет. Вскоре я стала подавать ему завтрак в постель, хотя могла бы поспать еще часок.
Луиджи тем временем продолжал работать у отца и каждый день ходил обедать к маме. Мама с радостью стирала и гладила его одежду, коль скоро у меня он не оставлял ничего, даже зубной щетки.
Его мать и сестра регулярно напоминали мне, что они против и никогда не благословят наш союз, говорили, что Луиджи меня не любит и делает это только для того, чтобы насолить отцу. Не проходило и дня, чтобы я не получала известий от всех членов семьи, они решили таким образом заставить меня отречься и добивались этого с большим увлечением.
Думаю, все-таки они меня по-своему любили!
До свадьбы оставалось три месяца, однако ни о каких приготовлениях не было и речи. Мы не обсуждали ни саму церемонию, ни приглашение гостей, ни подарки. Поэтому я ничего не говорила сестре, полагая, что поставлю ее в известность накануне, оставив записку на холодильнике.
Кстати, она ненавидела Луиджи и до сих пор слышать о нем не желает.
Неожиданно семья сняла осаду: все стихло. Признаюсь, я немного скучала по этой сумасшедшей семейке, особенно по сестре. Но я не беспокоилась, думала, что они просто устали. Так вот, оставалось дня три до знаменательного события, я совершенно не знала, как себя вести, а Луиджи был абсолютно непроницаем. Настроение у него всегда было прекрасное, утром он уходил на работу, вечером возвращался, мы ужинали, он читал мне небольшую лекцию о каком-нибудь мученике или чудотворной иконе, которую непременно хотел увидеть, потом мы шли спать.
Если я спрашивала о свадьбе, он меня успокаивал, говорил, что все будет очень скромно, как учит Господь наш Иисус Христос. Поэтому я думала, что мы просто пойдем в церковь, в обычной одежде, и быстренько уладим все формальности… Но все оказалось гораздо хуже!
– Как подумаю, что могло случиться, у меня мороз по коже…
– У меня тоже. В день, когда я должна была произнести судьбоносное «да», я, как обычно, утром попрощалась с Луиджи: «До скорого».
Наступил вечер, а он не вернулся. Я долго ждала, потом позвонила ему, но мобильный был отключен. В конце концов я набралась смелости и позвонила ему домой…
Делаю эффектную паузу.
– …мне ответила его мама, я никогда не слышала у нее такого радостного и лучезарного голоса. Она говорила со мной так… нежно, и знаете, что сказала? Она благодарила меня за то, что я забочусь о благе Луиджи, что я такая взрослая, такая понимающая, мой благородный поступок свидетельствует о том, что я очень тонкая, чувствительная натура и, конечно же, я непременно найду себе достойного мужчину. Я абсолютно ничего не понимала, и когда спросила напрямик, где Луиджи, она ответила, что они с Иларией уехали в Сантьяго-де-Компостела.