Соседи
Шрифт:
— У нас не старое время, чтобы исполнять капризы скучающих дамочек...
И теперь Ирина Петровна считала, что дамочка, разозлившись на нее, решила отомстить, звонит и молчит в трубку. Она подходила к телефону, говорила «слушаю» и начинала в ответ на молчание:
— И не совестно? Вот уж поистине стыд не дым, глаза не ест.
В трубке всё молчали, а Ирина Петровна постепенно разгоралась.
— Все одно, молчите или не молчите, а ничего у вас не выйдет, — самодовольно изрекала она. — Я же знаю, кто это, так вот,
В конце концов подбегал Сева, если он был дома, и вырывал у нее из рук трубку, разговор мог продолжаться до бесконечности, Ирина Петровна была неутомима в перечислении нанесенных ей обид и собственных заслуг...
Только лишь одна Надежда справедливо решила:
— Это Артем...
Он молчал по нескольку раз в день, причем стоило ей, Надежде, подойти к телефону, сказать, по своему обыкновению, протяжно: «Да, я слушаю...» — звонки мигом прекращались. Словно невидимый абонент только того и ждал, чтобы услышать ее голос.
Как-то он подстерег ее возле института, она возвращалась с лекции, и он встретился ей на улице. Все такой же оживленный, подвижной, загорелый, правда, темные волосы его немного поседели, вокруг глаз появились мелкие морщинки.
Протянул ей руку:
— Привет, родная...
— Привет, — сказала Надежда.
Старательно отводила глаза в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом. Вдруг (в который раз!) осознала, до чего ей тяжко без него и как отрадна для нее эта встреча, которой она в одно и то же время и боится и желает...
Он шел рядом, не касаясь ее.
— Как живешь? — спросил.
— Нормально, — ответила она.
Он скользнул взглядом по ее лицу.
— Ты похудела и...
— И подурнела? — продолжала она. — Валяй, не стесняйся. Или хотел сказать, что к тому же и постарела?
Он кивнул.
— Есть немного. Как-то возмужала, что ли...
Она усмехнулась:
— Возмужала — слово не самое подходящее для женщин...
— Только не обижайся, ладно?
Она не обиделась. Его слова лишь чуть-чуть царапнули ее, словно он говорил о ком-то другом, постороннем.
Позднее она поняла свое ощущение: что бы он ни сказал, даже если бы и выругал ее самыми страшными словами, это ничего бы не изменило. Она продолжала бы любить его, но все равно, как решила, так тому и быть, хвали он ее или кори, любуйся или отворачивайся, она к нему не вернется. И не быть им уже никогда вместе...
— Ты домой? — спросил он.
— Нет, в библиотеку.
— А когда дома будешь?
— Должно быть, совсем не буду.
— Что так?
— Поеду к маме, там заночую.
— Понятно.
Надо было переходить на другую сторону; когда они стояли на середине мостовой, внезапно переключили зеленый свет на красный. Мимо в разные стороны рванулись машины. Артем небольно сжал ее руку:
— Стой смирно.
— А я никуда не пытаюсь бежать.
Он
Около библиотеки они расстались.
— Ты надолго? — спросила она.
— Еще не знаю.
Она поняла, что он хотел сказать, но не смотрела на него, спешила попрощаться:
— Мне ужасно некогда, каждая минута на учете...
— Знакомая песня, — улыбнулся он, — тебе постоянно было некогда...
Ей хотелось узнать, женился ли он или живет один, но не спросила и после была очень довольна собой, что не спросила. «Молодец!» — похвалила она себя, сидя уже в библиотеке за знакомым столом, и мысленно поставила себе «пять».
Впрочем, как бы там ни было, а все же ужасно хотелось узнать, женился он или нет...
Он снова позвонил ей чуть ли не через год, уже не молчал, не дышал в трубку, а вызвал ее к телефону, сказал:
— Это я, как ты? — И тут же сам поспешил ответить: — Я знаю, скажешь, нормально.
Надежда невольно усмехнулась. Если бы он знал! Как раз в это самое время на нее в институте навалились бесконечные замены, а тут еще ее выбрали председателем месткома, и Надежда уже забыла, когда в последний раз проспала больше четырех часов в сутки.
Но она не сказала ему ни о своих перегрузках, ни о постоянной усталости. К чему говорить?
Он сказал:
— Я проездом, еду в Альметьевск.
— Счастливого пути, — ответила она и, не дожидаясь его ответа, первая положила трубку.
— Все-таки хорошо, что ты не живешь в отдельной квартире, — сказала как-то Надеждина мать, придя к ней. — Можешь себе представить, что бы было? Я же не могу к тебе часто приходить, а ты в таком состоянии, совсем одна...
— Ничего, переживу, — бодро ответила Надежда.
Она знала, мать недовольна ее разрывом с Артемом.
Вот уж кто никак не походил на бабку Капитолину! Хрупкая, слабенькая, балованная, она, словно лиана, обвилась вокруг Надеждиного отчима, своего второго мужа, многознающего, считающего себя незыблемым авторитетом в области строительства химической промышленности.
Отца своего Надежда не помнила: развелся с матерью, когда Надежде было что-то около двух лет, и уехал, а куда, никто не знал, и он все эти годы не давал о себе знать. С отчимом у Надежды были одинаковые вежливо-холодные и безукоризненно корректные с обеих сторон отношения.
Впрочем, Надежда была довольна, что мать пристроена и вроде бы счастлива.
Мать выглядела на диво моложавой: кукольно-голубые глаза ее постоянно щурились, умело намазанные розовой помадой губы были пухлые, свежие, она была всегда хорошо причесана, к лицу одета. Никто бы не поверил, что у нее взрослая дочь, да и еще такая рослая, решительно не походившая на свою хрупкую хорошенькую мать...