Сошел с ума
Шрифт:
— Чего-нибудь учудил? — спросил у ребят.
— Нет, нет, все о'кей! — в один голос отозвались спортсмены.
Ровно в семь позвонил Трубецкой. Георгий Павлович слушал разговор через отводную трубку, которую присобачил к аппарату. Мастер был на все руки, начальник охраны, бывший кагэбэшник, юрист. Алеха сказал, до сих пор практикует. Выступает в суде, если какое-нибудь особенно заковыристое дельце. Но теперь все реже. Надобность отпала. Суд нынче покупается по цене коммерческой палатки.
—
— Все в порядке, Эдуард Всеволодович. Жду распоряжений.
— Распоряжений? Каких? Что с тобой? Ты не один?
— Почему не один? Кто же еще со мной может быть? — Георгий Павлович снял очечки. Без них его желтоватые глаза производили впечатление двух летящих шмелей. — Вы сами как себя чувствуете, Эдуард Всеволодович?
— Стоп, Мишель! Об этом после. Давай так. Через два часа жди в скверике у Большого театра. Я подойду.
— Вы откуда звоните, Эдуард Всеволодович?
— Не опаздывай, Миша, — он повесил трубку.
Георгий Павлович тут же набрал какой-то номер, спросил:
— Ну?! Засекли? — ответ получил явно неблагоприятный, насупился. — Да, конечно… Он же не кретин… — бросил трубку на рычаг, обернулся ко мне: — Ну что ж, писатель, терпение мое на пределе!
— Что-нибудь я сделал не так?
— Кого надеешься перехитрить, гнида?! — впервые за все время наших встреч он повысил голос, перешел почти на визг, но это не выглядело страшным. — Ох как хочется тебя немножко поучить. Да ладно, успеется… Но если не придет, если ты его спугнул!.. О смерти будешь умолять, понял?
— Вам нельзя так нервничать, — заметил я. — У вас бледность нехорошая, сердечная… Поверьте, я знаю, что говорю.
— Значит так… — последовали инструкции, которые сводились к тому, что при встрече Трубецкой не должен ничего заподозрить. Малейшая оплошность, попытка двурушничества — и мне кранты. Но не только мне. Моей дочери тоже не поздоровится. Услышав вторично про Катю, я не очень удивился, но вспомнил, что она ждет моего звонка. Подозреваю, наше свидание срывается.
— А если он сам о чем-нибудь догадается? — уточнил я.
— Кранты обоим. Хочешь, расскажу подробнее, что произойдет с твоей дочуркой?
— Нет, не хочу.
Я посмотрел на Алеху с Коляной. Они вели себя так смирно, словно их тут и не было. Алеха состроил гримасу, которую можно было понять так: ничего не поделаешь, старина, но мы тут ни при чем!
Георгий Павлович плотно уселся за телефон, звонил в разные места и отдавал распоряжения, ничуть не обременяясь моим присутствием. Я пошел в ванную, чтобы побриться. Оттуда услышал, как в дверь номера постучали. Я вышел из ванной, спросил:
— Кто там?
За
— Ужин заказывали? — донесся тонкий женский голосок. В груди слабо екнуло: никакого ужина я не заказывал. Филимонов (фамилия его Филимонов, вспомнил) тоже выскочил в коридор:
— Кто?!
— Пожрать принесли, — сказал я. — Впустить?
Георгий Павлович кивнул Алехе:
— Открой!
Вошла высокая симпатичная девушка в кружевном передничке, с подносом в руках. Поглядела на нас растерянно: чего это, мол, все высыпали? Алеха за ее спиной закрыл дверь.
— Поставь в комнате, — распорядился Филимонов и, когда проходила мимо, не удержался, огладил изящную попку.
— Ой! — пискнула девушка. — Уроню!
Георгий Павлович, ухмыляясь, направился за ней. Тут же дверь снова, но уже сама по себе, отворилась, и в номер шагнул Трубецкой. На нем была форменная гостиничная куртка с латунными пуговицами, а в руке он сжимал пистолет, похожий на электродрель. Повел стволом на Коляну с Алехой:
— Живо к стене! Руки!
Парни послушно повернулись спиной и подняли руки.
— Забери у них пушки, — сказал Трубецкой, улыбаясь одними глазами. Как заправский гангстер, я обшарил студентов. У Алехи ничего не было, а у Коляны, действительно, под мышкой висела кобура с пистолетом. Первый раз в жизни держал я в руке тяжелую, надежную штуковину с коротким стволом.
— В ванную, и ни звука! — приказал Трубецкой. Парни, все так же молча, гуськом потянулись в ванную. Алеха на ходу мне подмигнул. Трубецкой защелкнул наружную задвижку. Спросил:
— Не покалечили?
— Пока нет, — сказал я.
В комнате застали такую картину. Георгий Павлович сидел в кресле с изумленным видом, а гостиничная девица стояла напротив и целилась ему в лоб из маленького пистолета. Как много сразу собралось вооруженных людей. Пикантная деталь: позолоченные очечки болтались у Георгия Павловича на одном ухе.
— Привет, Филин, — поздоровался Трубецкой. — Ты так настойчиво меня ищешь, решил тебе помочь.
Филимонов наконец проморгался, встал, нацепил очки на нос.
— Здравствуй, Эдуард. Скажи этой ненормальной, чтобы убрала пушку.
Ненормальная размахнулась и с левой руки влепила Георгию Павловичу такую мощную затрещину, что его щека на глазах распухла, а несчастные очки отлетели в дальний угол. Филимонов упал обратно в кресло.
— Он ко мне приставал, Эдуард Всеволодович, — кротко пожаловалась девица.
— Хорошо, Лиза, хорошо. Ступай в коридор, подежурь там.
Лиза, убрав пистолет под передник, развернулась на высоких каблуках и, покачивая худыми бедрами, как манекенщица, важно удалилась.