Сотник
Шрифт:
Я же не мог избавиться от всего лишь одной мысли: между Бухарой и Оренбургом налажено караванное сообщение. Новость об Александре Первом, которую в этой комнате, не говоря об этом прямо вслух, решили пока считать сомнительной, просочится в Войско, вызовет кривотолки, а то и пуще того: явиться настоящий фельдкурьер с бумагой о присяге новому царю и приказом об остановке похода. И что тогда? Прощай Индия?
— Господа генералы! — отвлек меня Платов от мрачных предчувствий. — Пять дней на сборы и вперед, на Бухару!
* * *
Воздух
— Ну что, господа станичники, не привыкли к утренним прогулкам? — поддразнил я, обернувшись к Козину, который бодро нес на плече свернутую в рулон плетеную фигуру, изображавшую человека, как и каждый из его двух десятков бойцов. Рядом с ними, пыхтя, шагал Кузьма, взвалив на себя целую охапку освежеванных бараньих туш. Его мощные плечи, казалось, готовы были нести хоть слона.
— Привычны, Петр Василич, — ответил Никита, легко перекладывая ношу. — Только не к этим пляскам на заре, да еще с чучелами. Вроде, мы не басурмане, чтобы идолов лепить.
Я лишь хмыкнул от несуразности сказанного — и в отряде хватало почитателей Магомета, и ислам запрещает человеческие изображения. Пусть смеются. Им пока невдомек, для чего мы тащим эти незамысловатые фигуры из переплетенного хвороста и камыша. С самого утра, едва забрезжил рассвет, я поднял свою сотню, не дав им даже чаю попить.
— Сухарей дорогой погрызете.
Мы двигались по узким, заросшим сухой травой тропам, обходя редкие поля, уже начинавшие желтеть под безжалостным солнцем. Наш путь лежал к одному пересохшему арыку, чтобы скрыть наши опыты и не привлечь лишнего внимания. Выбрав подходящее место, я остановил отряд.
— Здесь! — скомандовал я. — Урядники, ко мне!
Козин и Зачетов, а также Иван Григорьевич Ступин, которого я временно поставил над урус-сардарами, подошли ко мне. Их лица, обветренные и загорелые, выражали привычную готовность к делу.
— Что прикажете, господин сотник? — спросил Козин, поглаживая бороду. В его глазах читалось легкое любопытство.
— Смирно! — одернул его я, давая понять, что разговор будет серьезным. — Сейчас мы приступим к занятиям, которые, я уверен, сильно удивят наших бухарских и иных неприятелей. Про поход на Бухару слышали? Ну вот, надо готовится! Муса, Кузьма, ставьте чучела. Остальные — лопаты в руки!
Казаки, хоть и с недоумением, принялись за работу. Зачавкали лопаты о грязь на дне канала. Муса с Кузьмой, крякая, разворачивали ростовые фигуры, устанавливая их в ряд.
Через час все было готово. Плетеные манекены, поначалу полые и легкие, теперь, набитые вязкой глиной, приобрели нужную тяжесть. Они стояли в ряд, молчаливые силуэты, напоминающие людей, или, скорее, их жалкие подобия. Натуральные големы… Я обошел их, проверяя плотность набивки. Убедился, что фигуры достаточно прочны, чтобы выдержать удар и показать эффект нового оружия.
— Всем слушать мою команду! — крикнул я. — Урядникам — взять по десятку человек. Выйти вперед. Карабины зарядить.
Я раздал казакам новые патроны с начинкой из пуль с толченым стеклом. Засек время заряжания. Почти полминуты провозились.
— С пятидесяти шагов! Приготовиться! — скомандовал я, и казаки, сжимая в руках карабины, заняли позиции.
— Пли!
Первый залп прогремел, разрывая утреннюю тишину. Белый пороховой дым заполнил широкий арык, на мгновение скрыв манекены. Когда ветер его развеял, моим глазам открылась шокировавшая меня картина. Ничего ровным счетом не изменилось.
— Странно… — непроизвольно вырвалось у меня.
Стоявший рядом Зачетов покосился, но промолчал. Я потопал к мишеням, пытаясь понять, что же ожидал увидеть. Превращение чучел, стоявших в пятидесяти шагах, в бесформенные кучи хвороста и глины? Хивинский мечтатель, возомнивший, что ему в руки попалось убойное оружие! «Дум-дум» ему подавай!
В первой, второй и всех последующих манекенах обнаружились аккуратные пулевые отверстия. Я вытащил из ножен кинжал и расковырял дыру — пуля тупо застряла во влажной глине, даже не думая раскрываться и выпускать на волю свою мерзкую начинку.
— Кузьма! Развесь туши на каждом манекене.
Назаров бросился исполнять, Муса ему помогал.
Раздал еще по патрону новому десятку.
— Заряжай! Пли!
Ба-бах!
Снова дым, потом… странное. Я бросился к тушам с тревогой в душе, мое смятение непонятным образом передалось спешившим за мной Козину и Зачетову.
— Вот те на! — вырвалось урядника гребенцов, его глаза округлились.
— Не хотел бы я, чтобы меня такой пулей угостили! — добавил Козин, покачав головой.
Суть заключалась в том, что при ударе о ребра туши пули не только их пробивали, но и, так сказать, раскрываясь, поражали прилегающие участки чистого мяса множеством мелких осколков. И многие из них просто застряли. Выковыривать такие замучаешься!
— Костей в человеческом теле хватает, — задумчиво произнес я. — А если в чистое мясо? Пшик? Чего размечтался Гавриил?
Зачетов, невидяще рассматривавший баранью тушу, очнулся и заговорил вполголоса:
— На Сунже это было, река такая за Тереком. Пошли мы в набег чечена пощипать. Столкнулись с кабардинцами на свою беду. В гости те приезжали к кунакам. А кабардинец, я вам доложу, противник сурьезный. Многие князья ихние ездят в кольчугах да бронях. Так вот — простая пуля такого не берет!