Сотрудник агентства "Континенталь"
Шрифт:
Лучше было бы, конечно, ехать трезвым, но это все равно было исключено. Раз уж меня ожидала новая работа, я не хотел бы приступать к ней, если спиртное у меня в желудке при последнем издыхании. Стаканчик меня взбодрил. Я налил про запас во фляжку, сунул ее в карман и спустился в такси.
Дом Илайхью Уилсона был освещен сверху донизу. Не успел я притронуться к звонку, как секретарь открыл дверь. Он трясся всем тощим телом под голубой пижамой и синим халатом. Худое лицо его пылало от возбуждения.
– Скорее! – сказал он. – Мистер Уилсон
Я пообещал уговорить и пошел за секретарем в спальню к старику.
Старик Илайхью был по-прежнему в постели, но теперь на одеяле, возле его пухлой руки, лежал черный автоматический пистолет.
Едва я появился, старик оторвал голову от подушек, выпрямился и гаркнул на меня:
– Есть у вас храбрость или одно только нахальство?
Лицо его было нездорового багрового цвета. Пленка с глаз исчезла. Они были жесткие и злобные.
Я подождал с ответом, разглядывая труп, распростертый на полу, между дверью и кроватью.
Невысокий коренастый человек в коричневом костюме лежал на спине, уставив в потолок мертвые глаза из-под козырька серой кепки. Выстрелом у него снесло кусок челюсти. Под задранным подбородком виднелся след второй пули, которая пробила галстук, воротничок и продырявила шею. Одна рука была подвернута, другая сжимала дубинку величиной с молочную бутылку. Вокруг было много крови.
Я перевел взгляд с этой некрасивой картинки на старика. Он глупо и злобно ухмылялся.
– Болтать вы мастер, – сказал он. – Это мне известно. На словах все вы горазды кулаками махать. А что у вас за душой? Храбрость или одно нахальство? Или все в болтовню ушло?
Урезонивать его не было смысла. Я нахмурился и напомнил:
– Я ведь просил меня не беспокоить, пока вы не захотите для разнообразия поговорить толково.
– Вот именно, мой мальчик. – В его голосе звучало дурацкое торжество. – Будем говорить толково. Мне нужен человек, который смог бы очистить отравиллский свинарник, выкурить отсюда крыс, больших и малых. Это мужская работа. Вы мужчина?
– Не стоит ударяться в поэзию, – проворчал я. – Если у вас есть честная работенка по моей специальности и вы согласны прилично заплатить, может, я и возьмусь. Но все эти глупые слова насчет выкуривания крыс и очистки свинарников для меня пустой звук.
– Ладно. Я хочу, чтобы Отервилл был очищен от мошенников и взяточников. Так вам понятно?
– Сегодня утром вы этого не хотели, – заметил я. – Почему захотели теперь?
Он объяснил мне – громко, бурно и пространно, большей частью в непечатных выражениях. Общий смысл сводился к тому, что он построил Отервилл буквально по кирпичу, собственными руками, и намеревался оставить его в своем полном владении, а в противном случае – стереть с горного склона. Как ему посмели угрожать в его собственном городе?! Он их не трогал, но когда некоторые стали указывать ему, Илайхью Уилсону, что ему можно, а чего нельзя, он решил показать, кто есть кто. К концу речи он
– Теперь увидят, что старик еще не совсем выдохся.
Шутовство Уилсона сбивало меня с толку. Мне не удавалось нащупать, что за этим скрывалось.
– Это ваши дружки его подослали? – спросил я, кивнув на мертвеца.
– Я с ним говорил только на этом языке, – сказал он, похлопывая по пистолету. – Но думаю, что они.
– Как это случилось?
– Как, как – очень просто. Я услышал, как открылась дверь, зажег свет, увидел его, выстрелил, и вот он, любуйтесь.
– Когда?
– Около часу ночи.
– И с тех пор он тут валяется?
– Вот именно. – Старик свирепо захохотал и снова принялся за свое: – Вам что, вид мертвеца действует на нервы? Или вы призраков боитесь?
Я засмеялся. Наконец-то я понял. Старый черт был смертельно напуган. За его кривлянием скрывался страх. Поэтому он и шумел, поэтому и не давал убрать тело. Ему нужно было все время видеть покойника, чтобы отогнать ужас – это было наглядное доказательство, что он сумеет за себя постоять. Теперь я имел точку опоры.
– Вы действительно хотите очистить город? – спросил я.
– Сказал – хочу, значит – хочу.
– Мне нужна полная свобода, никому никаких поблажек, и я веду дело, как считаю нужным. И задаток в десять тысяч.
– Десять тысяч долларов! Какого черта я стану давать столько денег человеку, которого вижу впервые? И который пока что только болтает!
– Не дурите! Когда я говорю «мне», это значит агентству «Континентал». Их-то вы знаете.
– Знаю. И они знают меня. И пора бы понять, что я могу…
– Не в том дело. Люди, которых вы хотите отдать в химчистку еще вчера были вашими друзьями. Может быть, завтра вы опять подружитесь. Мне на это плевать. Но в ваших политических играх я не участвую. Меня нельзя нанять, чтобы я их только припугнул, а потом дать мне отставку. Если вы хотите, чтобы дело было сделано, то заплатите за все целиком. Что останется, вам вернут. Или делать работу с начала до конца, или не делать ее вовсе. Вот так. Да или нет?
– Какого черта, конечно нет! – взревел он.
Уилсон подождал, пока я спущусь по лестнице, и потребовал меня обратно.
– Я старый человек, – проворчал он. – Будь я лет на десять помоложе… – Он насупился и пожевал губами. – Я дам вам этот паршивый чек.
– И разрешение действовать до конца, как я сочту нужным.
– Хорошо.
– Тогда перейдем к делу. Где ваш секретарь?
Уилсон нажал кнопку у кровати, и бесшумный секретарь явился из какого-то тайного убежища. Я сказал ему:
– Мистер Уилсон хочет выписать чек на десять тысяч долларов сыскному агентству «Континентал» и послать агентству в Сан-Франциско письмо с разрешением использовать эту сумму для расследования преступности и политической коррупции в Отервилле. В письме должно быть ясно указано, что агентство может вести расследование по своему усмотрению.