Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.
Шрифт:
В ноте правительствам держав Антанты от 28 октября 1921 г. правительство согласилось на скорейший созыв международной конференции для рассмотрения взаимных претензий и заключения всеобщего мира. СНК выразил готовность вести переговоры об уплате части военных долгов при условии предоставления ему кредитов и признания легитимности советского правительства.
На совещании держав Антанты в Канне 6 января 1922 г. было принято решение о созыве международной экономической конференции европейских держав в Генуе с участием Германии, Австрии, Венгрии, Болгарии и Советской России. 7 января итальянское правительство передало СНК приглашение. 8 января был дан положительный ответ. 16 января 1922 г. Председатель СНК Ленин предложил провести с немцами личные переговоры в Берлине и Москве о контактах в Генуе. Как раз в это время компания «Фридрих Крупп в Эссене» предложила организовать концессию на эксплуатацию 50 тыс. десятин земли «для ведения рационального сельского хозяйства». 23 января 1922 г. Ленин по предложению Красина настоял на принятии этого предложения
(«Принять предложение Круппа для нас необходимо именно теперь, перед Генуэзской конференцией. <…>
А 26 января Ленин «по соображениям не только экономическим, но и политическим» потребовал заключения еще одной концессии с немцами в Грозном:
«Необходимо действовать быстро, чтобы до Генуи иметь позитивные результаты» [85] .
84
Договор о передаче Круппу с/х концессии «Маныч» на Дону был подписан 23 марта 1922 г. (ДВП СССР, т. V, с. 725).
85
Ленин В. И. П. с. с. Т. 54. с. 117, 139–140.
Переговоры в Берлине шли с 25 января по 17 февраля 1922 г. В январе 1922 г. их вели Радек и Крестинский (Радек должен был «подготовить почву»), а затем в феврале вместе с ними — Раковский и Красин [86] . Наряду с обсуждением политических (установление дипотношений) и экономических (предоставление займа) проблем шло обсуждение вопросов военно-промышленного сотрудничества. Радек, прибывший в Берлин 17 января 1922 г. в сопровождении Нидермайера, переговоры по военным вопросам вел с шефом «Зондергруппы Р» («Вогру») майором X. Фишером. Тот докладывал Зекту, который в свою очередь информировал канцлера Вирта и обсуждал с ним все возникавшие вопросы. 10 февраля 1922 г. в Берлине состоялись встречи Радека с зав. восточным отделом МИД Германии Мальцаном и Зектом. Радек предложил начать переговоры между генштабами армий обеих стран, просил предоставить немецкие наставления и инструкции по обучению войск. Он рассказал Ратенау, что Франция в течение нескольких месяцев пыталась достичь секретного соглашения с Советской Россией. Тем самым он пытался добиться от германского правительства крупного займа, который скрепил бы советско-германские отношения. Однако в итоге он лишь поссорился с Ратенау. Раковский, встретившись затем с Ратенау, постарался исправить промахи Радека и перевести отношения на такую почву, которая не могла бы служить основой для откровенного шантажа [87] .
86
АВП РФ, ф. 06, оп. 13, п. 76, д. 1101, л. 14.
87
Конт Ф. Секретные миссии Раковского в Западной Европе (январь — февраль 1922 г.) Дипломатический ежегодник. 1989. М., 1990. С. 417.
В донесении в НКИД и Политбюро ЦК РКП(б) (Ленину, Троцкому, Зиновьеву, Сталину, Каменеву) от 11 февраля 1922 г. Радек писал, что В. Ратенау, 31 января 1922 г. возглавивший МИД Германии и известный своей прозападной ориентацией, «недолго продержится у власти» — до «окончания генуэзских иллюзий», а «силы, работающие на сближение с Россией, будут продолжать работать». О беседе с Зектом Радек сообщал, что в Германии единственный выход видят в сближении с Россией, Осознание этого растет во всех кругах независимо от направления партий.
«Поэтому та работа, которую начала «Вогру», будет продолжаться».
Но Зект сказал, что
«средства «Вогру» очень ограничены, и пока не развернется авиационное дело, он новых сил для этого дела не в состоянии будет дать».
Зект, с которым Радек, судя по записи, виделся впервые, был очень сдержан («Этот мужик очень крепок на уме, ни одного лишнего слова не взболтнет»). Лишь однажды Зект потерял самообладание, когда он говорил о Польше:
«Тут он поднялся, глаза засверкали как у зверя и сказал: «Она должна быть раздавлена и она будет раздавлена, как только Россия и Германия усилятся».
«С деловой точки зрения» разговоры, докладывал Радек, фактически закончились [88] .
О каком же «авиационном деле» говорил Зект? А вот о каком: еще в июле 1921 г. торгпред РСФСР в Германии Б. С. Стомоняков по поручению СНК вел переговоры с различными фирмами, в том числе и с фирмой «Юнкерс», об организации смешанного общества воздушных сообщений между Германией и Россией. Примерно в это же время по инициативе канцлера Вирта завязались переговоры «Юнкерса» о строительстве авиазавода в России. В ноябре 1921 г. представитель фирмы «Юнкерс» обусловил заключение этого договора предоставлением ей концессии на воздушное сообщение Берлин — Москва [89] . Ленину и Троцкому Крестинский 28 ноября 1921 г. сообщал, что «Юнкерс» или другие фирмы будут «ставить в России аэропланное производство» [90] .
88
АВПРФ, ф.04, п. 76, д. 1101, л. 14–15.
89
В конечном итоге эта концессия была предоставлена фирме «Аэроунион», а «Юнкерсу» — транзитное сообщение Швеция — Персия.
90
АВП РФ, ф. 0165, оп. 1, п. 101, д. 10, л. 111,112, 112 об.
В
91
Herbert Heibig. Op. cit. S. 158–159.
Согласно ст. 1 этого договора стороны взаимно отказались от всяких финансовых претензий друг к другу (возмещение военных расходов и убытков, включая реквизиции, невоенных убытков, расходов на военнопленных). Для Советской России ст. 1 означала отказ от претензий на репарации с Германии. В ст. 2 был особо закреплен отказ Германии от претензий на возмещение за национализированную частную и государственную собственность при условии, что правительство РСФСР не будет удовлетворять аналогичных претензий других государств. Договор предусматривал восстановление дипломатических и консульских отношений между двумя странами (ст. 3), а также развитие экономического сотрудничества и торговли на основе принципа наибольшего благоприятствования (ст. 4). В ст. 5 была зафиксирована готовность германского правительства «оказать возможную поддержку сообщенным ему в последнее время частными фирмами соглашениям и облегчить их проведение в жизнь». Постановления договора вступали в силу немедленно. Лишь пункт «б» ст. 1 об урегулировании публично- и частноправовых отношений и ст. 4 о наибольшем благоприятствовании вступали в силу с момента ратификации.
В дополнение к договору подписавшие его Чичерин и Ратенау обменялись письмами, не подлежавшими опубликованию. В них стороны подтвердили, что в случае признания Россией упомянутых в ст. 2 претензий в отношении какого-либо третьего государства, урегулирование этого вопроса станет предметом специальных переговоров в будущем, причем на такой основе, что с бывшими немецкими предприятиями должны поступать так же, как и с однотипными предприятиями этого третьего государства. Другими словами (словами Литвинова, члена советской делегации на Генуэзской конференции), в случае удовлетворения Россией претензий третьих стран в отношении национализированного имущества «немцы ставятся в такое же положение». По сути, речь шла о применении, принципа наибольшего благоприятствования. Кроме того германское правительство обязалась не участвовать в сделках международного экономического консорциума в России, предварительно не договорившись с правительством РСФСР [92] .
92
ДВП СССР, т. V, с. 223–226.
Договор, как уже общепризнано, не содержал никаких тайных договоренностей о военном союзе, однако текст ст. 5 договора опосредованно представляет собой договоренность о военно-промышленном сотрудничестве. Весьма показателен тот факт, что для участия в Генуэзской конференции, единственным вопросом которой были торгово-экономические вопросы, в состав германской делегации был включен преемник генерала В. Хайе на посту начальника генерального штаба райхсвера генерал-майор О. Хассе [93] . По мнению германского исследователя X. Р. Берндорфа, «Рапалльский договор был подготовлен в ходе тесных и секретных обсуждений между г-ном д-ром Ратенау и г-ном фон Зектом», которые происходили по инициативе и в квартире Шляйхера [94] . Канцлер Вирт об этом, естественно, знал. Более того, вопрос о сближении с Россией был предрешен в ходе его бесед с Зектом и зав. Восточным отделом и статс-секретарем германского МИД Мальцаном. Это видно из исследований другого германского историка X. Хельбига [95] . О факте подписания Рапалльского договора Хассе немедленно информировал Зекта, который приветствовал договор словами, что «наконец-то предпринята попытка проведения активной политики» [96] .
93
Несколько позднее, 23 ноября 1922 г. распоряжением военного министра Германии Гесслера, которое было адресовано руководителям райхсвера Зекту и флота Бенке все вопросы «германской военной политики по отношению к России» были переданы в руки начальника генштаба, т. е. в руки Хассе. Это означало, что в его ведении оказались и контакты «райхсмарине» с лидерами РКК ВМФ. Таким образом, Хассе наряду с Зектом стал ключевой фигурой советско-германского военного сотрудничества. (Carsten Francis L. Op. cit. S. 150–151).
94
Berndorff Hans R. General zwischen Ost und West. Aus den Geheimnissen der Deutschen Republik. Hamburg, 1954. S. 116.
95
Heibig Herbert. Die Träger der Rapallo-Politik. Gottingen 1958. S. 54, 58. l августа 1922 r. Вирт заявил Брокдорфу-Ранцау, что его сотрудничество с Зектом основывается на полном доверии (Ibid. S. 120).
96
Rolf-Dieter Müller. Das Tor zur Weltmacht: Die Bedeutung der Sowjetunion für die deutsche Wirtschafts — und Rustungspolitik zwischen den Weltkriegen. Boppard am Rhein, 1984. S. 199.