Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг.

Горлов Сергей Алексеевич

Указав на наличие потребности райхсвера в вооружении (тяжелая артиллерия, танки и т. д.) и на тот факт, что затраты на его приобретение производятся, Крестинский предложил, чтобы эти заказы были сделаны в СССР. Он предложил Гесслеру «устроить свидание» Уншлихта с райхсканцлером и поставить вопрос о финансировании перед ним, раз уж военное министерство не имеет средств для совместных работ. Уншлихт попытался усилить этот ход Крестинского, подчеркнув, что «перед своим отъездом из Москвы он докладывал своему правительству о предстоящих переговорах в Берлине и мог установить в наших руководящих кругах в лице Рыкова и др. серьезный интерес к данному делу».

26 марта Уншлихт, Лунев и Якубович были у Зекта. Перед разговором с ним члены советской военной делегации, работавшие в отдельных комиссиях, доложили о результатах своих переговоров. Они выяснили, что «немцы готовы очень далеко идти»

в сотрудничестве, не требующем больших денежных затрат: создание военных школ, испытательных и конструкторских бюро и т. д. Разговор Уншлихта с Зектом на этот раз носил «более специальный военный характер», «при этом нажимистый». Здесь выявились уже «деловые разногласия, именно, что и в какой области немцы считают для себя нужным и возможным, а с другой стороны, что мы считаем минимально необходимым». «Положительным результатом этого разговора» было то, что, как отмечал Крестинский в письме Чичерину от 26 марта 1926 г. (Копии Литвинову, Сталину, Ворошилову), «немцы будут выступать не просто как посредники, а совместно с нами, как заинтересованная сторона» [240] .

240

АВП РФ, ф. 05, оп. 6, п. 6, д. 8, л. 225–227.

29 марта 1926 г. Дирксен о переговорах Уншлихта с Зектом записал со слов руководителя «Вогру» майора Фишера, что Зект пообещал ликвидировать ГЕФУ, а на Предложение Уншлихта о создании заводов и соответствующих германских гарантированных заказах дал согласие, «но только в рамках отпущенных средств». Уншлихт указал, что позитивно прошедшие переговоры с представителями фирм «Райнметалл», «Крупп», «К. Цайсс» «окажутся напрасными» без соответствующего финансирования проектов. В таком случае, записал Дирксен, Уншлихт обратится к французам (ф. «Шнайдер-Крезо»). В качестве альтернативы, — записал Дирксен, — предлагалось перепрофилирование заводов на производство тракторов и моторов («Деньги на тракторные заводы выделены. — Юнктим с 300-миллионным кредитом») [241] .

241

ADAP, Ser. B, Bd.11,1. S. 237–238, 261.

30 марта 1926 г. по приглашению Крестинского состоялся завтрак, в котором с советской стороны участвовали Крестинский и Уншлихт, с немецкой — райхсканцлер Лютер, министр иностранных дел Штреземан, статс-секретарь МИД Шуберт и Ф. Кемпнер, главнокомандующий райхсвером Зект и начальник генштаба Ветцель. После завтрака в ходе беседы Уншлихт изложил свою программу канцлеру (строительство в СССР заводов по производству тяжелой артиллерии, ОВ, другого вооружения, включая оптические приборы и инструменты), увязав помощь Германии кредитами и заказами с возможностью для Германии создавать в СССР различные военные школы. И он, и Крестинский неоднократно подчеркивали, что все эти вещи уже подробно обсуждены с германским военным министерством и теперь речь идет об отношении к этому германского правительства.

Канцлер однако говорил об «огромном интересе» Германии сотрудничать с Россией «на дело мира» и старательно обходил вопросы дальнейшего расширения военного сотрудничества. Говоря об интересе Германии в промышленном развитии России, он упомянул и возможность постановки в СССР оптической отрасли, на что полпред тут же заявил, что вопрос об оптической отрасли актуален лишь в той мере, в какой речь идет об оптических приборах, предназначенных для военных целей. Речь идет о том, готова ли Германия в принципе участвовать в реализации советских планов. На настойчивые вопросы Крестинского и Уншлихта дать немедленный ответ относительно изложенной Уншлихтом программы канцлер Лютер дипломатично уклонился, сославшись на свою неготовность к переговорам по этому вопросу. Что касается Зекта, то он в течение всей беседы отмалчивался [242] .

242

Ibid. S. 262–265.

По итогам переговоров было решено, что впредь военные ведомства обеих стран будут поддерживать взаимные отношения непосредственно, минуя всякие посреднические организации, стоящие вне военных ведомств обеих стран, и что все переговоры будут вестись «непосредственно между высшими военными органами обеих сторон» [243] ,

причем в Берлине эти вопросы будут решаться Зектом, а в Москве — Уншлихтом; связь же будет поддерживаться в Берлине — военным атташе Луневым, а в Москве — уполномоченным райхсвера полковником Лит-Томзеном [244] .

243

Тем самым была сделана попытка вывести эти отношения как из-под крыла дипломатических ведомств, так и отстранить скомпрометировавшее себя ГЕФУ.

244

АВП РФ, ф. 0165, оп. 5, п. 123, д. 146, л. 107.

Что же касается привезенной Уншлихтом программы сотрудничества, то почти все советские предложения относительно создания новых и дальнейшего развития имевшихся совместных военных производств были отклонены германской стороной со ссылкой на отсутствие финансовых средств и ограничения Версальского договора. Практически немцы согласились лишь на ускорение решения вопроса о налаживании в СССР производства противогазов (ф. «Ауэр») и проведения аэрохимических испытаний. Кроме того, они согласились передать советской стороне полностью все материалы, проекты, чертежи, спецификации, патенты по подлодкам, выработанные на основе военного опыта и послевоенных изысканий как в КБ морского ведомства, так и в филиалах и КБ, прямо или косвенно связанных с ним (ИФС и др.). Советская сторона приняла германское предложение о расширении летной школы в Липецке и об организации танковой школы под Казанью. Был согласован вопрос о взаимном участии на маневрах, в полевых поездках.

В докладе Политбюро по итогам визита Уншлихт написал, что «базировать развитие нашей военной промышленности на основе совместной работы с немецкой стороной совершенно невозможно ввиду явного нежелания немцев», — «удалось договориться лишь по тем вопросам, решение которых полностью зависело от нас».

Письмом от 3 апреля 1926 г. статс-секретарь МИД Германии Шуберт информировал германского посла в Москве Брокдорфа-Ранцау о прошедших в Берлине переговорах. Он отметил, что поначалу ожидалось лишь обсуждение с Уншлихтом текущих вопросов и сотрудничества военных на 1926 г., однако советская сторона предложила расширенную программу, на которую у райхсвера не было денег. Препровождая запись переговоров канцлера Лютера с Уншлихтом, Шуберт писал, что, по мнению Штреземана, «осуществление (советского. — С. Г.) проекта несовместимо с общей линией» германской политики. Немцы полагали, что в тот момент, «между Локарно и Женевой» — имелась в виду чрезвычайная сессия Лиги Наций в Женеве 8 — 17 марта 1926 г., на которой решался вопрос о вступлении Германии в Лигу, — когда, по большому счету, решался вопрос о переориентации Германии на Запад и включении ее на равных в мировую политику, расширение военного сотрудничества с Советским Союзом, «если бы об этом стало известно, лишило бы Германию всякого политического кредита в мире».

7 апреля 1926 г., изучив послание Шуберта, Брокдорф-Ранцау встретился с Чичериным. Нарком в тот же день составил о ней отчет, направив его членам Политбюро ЦК ВКП(б), членам коллегии НКИД, Уншлихту, а также Крестинскому. По словам Ранцау, поскольку «прежние контрагенты» не имели нужных денег, то руководящая роль перешла к канцлеру и другим министрам («Самое важное и характерное то, что дело переходит в гораздо большей степени, чем раньше, в руки правительства в лице канцлера и министров иностранных дел и военного»); беседа же с Уншлихтом явилась для канцлера, «принципиально решившего идти по этому пути», исходной точкой дальнейшей работы. Относительно «Юнкерса» Чичерин в своем отчете со слов посла записал, что в этом вопросе «серьезнейшим образом заинтересовано само германское правительство и оно окажет здесь финансовую поддержку» [245] .

245

АВП РФ, ф. 0165, оп. 6, п. 130, д. 182, л. 0041–0042.

13 апреля 1926 г. Крестинский писал наркому (копии Литвинову, Сталину и Уншлихту) по поводу сообщений Ранцау, что МИД Германии (и Брокдорф-Ранцау) действительно пытались «забрать дело в свои руки» и дать ему «официальный бюрократический ход». Полпред был против передачи инициативы по этому делу в «ведомство, наименее сочувствующее нашим планам», предложив вести все «деловые переговоры» через Уншлихта и представителя райхсвера в Москве Лит-Томзена, самого же посла использовать лишь «по мере возможности».