Совершенно секретное дело о ките
Шрифт:
«Это он, — думал Алекс, — тот самый, что убил собаку Мэчинкы. Да. Тот самый… «Желтые болезни — мнительность и страх — должны погубить негодяя», — вспомнил Алекс. — Да, и я позвонил лейтенанту, чтобы Петров знал. И он действительно оказался мнительным, от страха и мнительности заболел… эти случаи во множестве известны медицине. Нет, это не Старый Старик, это я его приговорил!»
Алекс нервно закурил и присел на рюкзак, глядя на улетающий вертолет.
«Он убил собаку… я его наказал… зло отмщено. Но я, наказывая его, тоже совершил
Снежинки, поднятые винтами вертолета, медленно оседали. Они искрились в лучах полуденного солнца. Алекс увидел в снежной пелене одновременно радугу и солнечное гало. И где-то далеко-далеко маленькую темную точку солнца. И лицо Старого Старика. Спокойное лицо человека, сделавшего свое дело.
Площадка давным-давно опустела, и никто не заметил, как при работающих двигателях из машины выпрыгнул человек. Алекс Мурман был один. Он закинул рюкзак за плечи и медленно побрел по тропинке.
Навстречу ему спешил лыжник, вовсю работая палками.
«Со стороны долины», — автоматически, лениво фиксировал Алекс.
«Стоп! — вдруг оторопело поймал он себя на мысли. — А почему со стороны долины? Кто ж это может на лыжах со стороны долины?!»
Он сбросил рюкзак и стал вглядываться в фигуру человека, но солнце мешало ему, оно слепило глаза, а очки он где-то в спешке забыл.
Лыжник шел ему навстречу. Лыжник шел быстро, почти бежал.
— Уфф! — и Слава Чиж упал прямо на руки Алекса. — Ты… не… улетел? — глаза его радостно блестели.
— Улетел! — зло рявкнул Алекс и показал в небо, где уже растворился вертолет.
— Это… хо… рошо… — еле шептал Чиж.
— Кому как, — мрачно усмехнулся Алекс. — Отдышись хоть, куда так торопишься? Случилось что?
Чиж помотал головой.
— Ну и слава богу! — Он усадил Славу на рюкзак, тот отдувался, вытирая пот, ел снег.
— А вот снег есть ни к чему…
— Ничего… я… немного.
Кащеев молча прислушивался к торопливой сбивчивой речи Чижа. Алекс курил и слушал. Собственно, вопрос касался только Алекса, но решение его было интересно Ивану Ивановичу, и по тому, как он прислушивался, как молчал и смотрел в окно, изредка прохаживаясь от стола к окну и обратно, было видно, что он каким-то образом тоже заинтересованное лицо.
— Вот такие дела, — резюмировал Чиж.
Алекс Мурман молчал.
— Мы тебя, конечно, не неволим. Ты в отпуске. Но нам всю навигацию с Ивановым придется вдвоем. Дед уже в больнице, в райцентре, его отвез Мальчиков на «Гордом». Мы тебя просим. Иванов может отменить отпуск. Все дни, что ты был тут, зачтет как рабочие… Решай. Кончится навигация — езжай в отпуск… Там, кстати, на материке, еще хорошо будет, золотая осень…
— …бархатный сезон, — съехидничал Кащеев.
— Ну и влип я,
Кащеев тоже улыбнулся.
— Решай, Алекс, что ж нам-то делать?
Иванов знал, что делал. Он помнил о «пятиминутке». Он был тонким психологом и послал Чижа, хотя мог бы пойти сам и добиться успеха предприятия. Но ему надо было, чтобы это сделал Чиж. Иванов слишком дорожил нравственной атмосферой станции — работой и нервами своих сотрудников.
— Черт возьми, Слава! Мне что делать?! Я же был уже на «пятиминутке»! Я же все вам сказал! Как появлюсь я там?
— Ну и что? — развел руками Чиж. — Ну и что?
Невдомек было Алексу, что ценность человека определяется его нужностью другим людям, необходимостью в данный момент и всегда.
— Хотел бы я знать, кто выдумал ваш дурацкий обычай «полярных пятиминуток», — спросил Кащеев. — Этим же прикрывается беспринципность и трусость в течение всей зимовки! Как будто нельзя отношения выяснять в процессе работы?
— Нельзя, — сказал Алекс. — И не такой уж обычай дурацкий.
— Алекс прав, — сказал Чиж.
— Тогда объясните, в чем дело, черт возьми! — заорал Кащеев.
— Помнишь прошлогоднее дело на станции Ост-Кейп? На выноске? — спросил Алекс.
— Ну?
— Их было трое, и трое перестрелялись, и, заметь, никаких группировок, каждый за себя, вот что странно. И страшно. Слава богу, что еще живы остались. Вот они, как ты говоришь, «в процессе работы» выясняли отношения… А у них была психологическая несовместимость… Да плюс ностальгия в полярную ночь… Ясно? Психологическая сродни биологической несовместимости.
— Ну, это уж предел!
— Никогда неизвестно, когда это начинается и когда предел.
— Если б мы начали выяснять отношения год назад, — сказал Чиж, — Иванов давным бы давно списал нас на материк.
— Это правда? — спросил Кащеев.
— Да, — подтвердил Алекс. — Такова инструкция.
— Трудновато вам приходится…
— Да по-разному, — махнул рукой Чиж.
Все трое замолчали.
— Может, мне выйти? — спросил Кащеев.
— Да что ты?! — встрепенулись оба.
— Ну, ну…
— Ты дашь нам упряжку на послезавтра? — спросил Чиж. — Завтра надо выполнить кое-какие хозяйственные поручения Иванова, а потом — домой. Послезавтра у Алекса вахта с ноля. — Он улыбнулся.
— Конечно, дам. Мэчинкы отвезет. Торопитесь, а то скоро все каюры уйдут в тундру. У пастухов много заявок, а вертолет слишком уж зависит от погоды. Все нарты будут в разъезде.
Он замолчал.
Оба смотрели на Алекса.
— Чего уставились? — поднялся Алекс, — Если у меня вахта с ноля, куда ж я денусь?
— Спасибо, — сказал Чиж.
— Не стоит…
— Ладно, петухи, мне работать надо. — Кащеев сел за стол на свое председательское место. — Идите, в тумбочке у меня дома стоит непочатая бутылка — такие дела обмывать надо.