Сovert Netherworld. Бесконечность II. Медальон погибшей принцессы
Шрифт:
– Видел, – сказал он, – как не видеть. Девица это была. Красивая такая, шатенка. Она к Грошику пришла, минут за двадцать до убийства.
– А лица не запомнил? – спросила Авалова.
Дворник пожал плечами.
– Вот уж, чего нет, того нет, – сказал он, – да я и на другое смотрел. У девицы этой меч в руках был.
– Меч? – переспросила Ксения.
– Ага, – кивнул дворник, – реальный такой меч. Стрелка того, когда из цирюльни взрывом вышвырнуло. Девица эта следом высочила. Я тогда меч и приметил. Ну а так известно, кто мечом то здесь орудовать может.
–
Дворник криво усмехнулся.
– Да знамо кто, – Агентесса северян, – бросил он, – «Арнис».
Ксения почувствовала, что в её спутнике закипает гнев.
– Сепары, – с яростью и пренебрежением проговорил он, – бандиты и убийцы! Ненавижу их!
– Ненависть слишком сильное слово, – сказала Ксения, – ты же говорил мне, что хочешь разобраться, а сам же употребляешь абсолюты.
Кирсанов фыркнул.
– Вот только не надо мне рассказывать про равные права всех граждан, – сказал он, – и прочую либеральную чушь! Это другое! Эти люди недоговороспособны, поэтому начали войну.
Авалова улыбнулась.
– Войну не начинают люди, – сказала она, – война происходит помимо их желания. Это просто самое простое решение кризиса, в котором заинтересованы обе стороны так или иначе.
– Защищая Родину мы испытываем свое сердце, – горячо возразил Кирсанов, – это задача каждого.
Авалова пожала плечами.
– Если Родина, действительно в опасности, – сказала она, – только вот как ты определишь, кто несет опасность?
– Те, кто не подчиняется закону, – сказал Кирсанов. – Если ты не подчиняешься закону, значит, несешь опасность.
Ксения улыбнулась.
– Безусловно, – сказала девушка, – но только в том случае, если те, кто устанавливает законы, сами им подчиняются. А если они устанавливают их лишь для контроля, то это не закон, а рабство.
Кирсанов вздохнул.
– Если честно я ничего не понимаю, но я знаю, что сепаратисты – это зло. Они враги государства.
Авалова мысленно усмехнулась. По его мнению, все было просто и понятно.
– Всего лишь потому, что у них отличное мнение? – спросила она. – Не стоит абсолютизировать государство, ибо иногда государство выражает желание лишь узкой прослойки, находящихся у власти в данный момент времени. Государство не должно быть самоцелью, оно должно быть механизмом обеспечения порядка и безопасности, но при этом не наступать на права людей. Истинное государство – это гармония между свободой и порядком. Сепары, как ты их называешь, считают Директорию коррумпированной и тираничной —
– Но это не так! – возразил Кирсанов. – И потом какая разница, это ведь они развязали войну!
Ксения пожала плечами.
– Думаю, многие сепаратисты такого же мнения о Директории. Запомни мой друг, реальные политические вопросы никогда не бывают черно-белыми. Много в этом мире зависит от нашей точки зрения на тот или иной вопрос и, сформировав её, получаешь
Кирсанов наморщил лоб, ища подходящий ответ.
– При всем уважении к вашему мнению, но точно не Директория вводила войска в Цареградскую область и сецессировалла её? На нас напали и хотят уничтожить нашу самобытность и наш выбор. Разве не так? Возможно, Директория иногда перегибает, но мы защищаемся. Северяне такие же пешки агрессора.
Ксения приподняла бровь.
– Не забывай, что северяне когда-то тоже были частью этого государства. Ты можешь не разделять их идеалы, но если хочешь иметь право выбора, то не отказывай в праве выбора другому.
Кирсанов хмыкнул.
– Пожалуй мне стоит взять у вас пару уроков политики, – язвительно сказал он.
Девушка улыбнулась.
– Не скажу, что сильно её люблю, но с удовольствием дам их тебе. Только перестань мне все время выкать, а то я себя чувствую столетней старухой.
Оставив молодого человека записать показания, Авалова тихо отошла в сторону, подальше от любопытных глаз. Вытащив мобильный телефон, девушка набрала один из старых номеров, который всегда хранила на всякий случай.
– Алло! – раздался в трубке глухой голос.
– «Голубь», – сказала Ксения, – надо поговорить.
С другой стороны трубки послышался едкий смешок.
– А я думал, ты выкинула этот номер, детка вместе с прошлой жизнью. Но раз ты в Ольвии, значит, тебе нужны сведения. Я прав? Хе-хе-хе…
Спрашивать откуда «Голубь» узнал, что она приехала, Ксения посчитала глупым, на самом деле, даже обрадовалась факту, значит от дел он не отошел.
– Скажи, когда и где, – коротко бросила Ксения, – я буду.
Снова едкий смешок.
– Скину адрес эсэмэской, детка, – проворковал «Голубь», – в предвкушении от встречи с тобой. Думаю, нам есть, что обсудить.
Ксения усмехнулась. Вот что никогда не меняется так это низший мир.
Наташа сидела в салоне автомобиля Воротынцева и прикрыв глаза за солнцезащитными очками обозревала город. Пообещав Татьяне и её матери помощь и защиту, она до сих пор не знала ничего, что могло бы эту помощь предоставить. Ведь нельзя же просто взять и обвинить режиссёра фильма в мошенничестве только на основании того, что сюжет этого фильма кому-то там не понравился. Засмеют ведь. Она живо представила себе картину, как она в белом прокурорском мундире влетает в кабинет режиссера в сопровождении СОБРа и под дулами автоматов обличает его в фальсификации истории, оскорблении чувств верующих, экстремизме и многих других грехах. Затем она торжественно надевает на Школьникова наручники и выводит его из кабинета… А ещё через несколько часов появляется свора адвокатов, журналистов, её коллег депутатов и ещё Бог знает кого и режиссёра под громкие одобрительные возгласы этой разношерстной кампании освобождают, а за ней закрепляется пожизненный ярлык душителя свободы творчества и самовыражения, что будет подкреплено соответствующими газетными заголовками.