Совьетика
Шрифт:
Наш тур проходил через южный Даун с его ослепительной красоты побережьем, Даунпатрик с его могилой святого Патрика, Белфаст, где нам показали настенную живопись как в католической, так и в протестантской части города (в католической нашему автобусу радостно махали руками, в протестантской -чуть не забросали камнями),суровое побережье Антрима и Дерри или Лондондерри, в зависимости от того, с кем вы говорите. Для нашего гида это был Дерри…
Почему-то не припомню, чтобы в советское время я где-то слышала об оранжистских парадах, которые они зачастую намеренно проводят через католические кварталы. Как-то не отложилось в памяти. А здесь наш гид подробно нам об этой особенности местной жизни поведал. Посмотрев вблизи на жителей Шанкилла , которые
Я была приятно удивлена, тем, что несмотря на такое явное внешнее несходство, многие места здесь – Фоллс Роуд в Белфасте и Богсайд в Дерри – напомнили мне о моем детстве.
Это были общины, где все друг друга знали. Где все еще можно было увидеть надписи «Нет иностранному империализму!» и образ Че Гевары на стенах. Гид в Дерри пожал мне руку и сказал с гордостью, что, когда он рос, Ленин был его героем -, точно так же как Бобби Сандс в свое время был для меня….
Не так страшен черт, как его малюют! По крайней мере, у нас общие враги.
Я действительно захотела узнать поближе, чем живет этот край.
… Перед нашей первой встречей Джеффри нервничал. Собственно говоря, нервничать было не из-за чего, но он ничего не мог с собой поделать. Он никогда ещё не был в подобной ситуации: встрачать на вокзале совершенно незнакомого человека, с которым встретился в интернете! Да ещё к тому же и иностранку! Да ещё русскую… Нет, конечно же, Анна Курникова – это здорово, но ему почему-то упрямо представлялась здоровенная бой-баба, вроде русских толкательниц ядра, что он в детстве видел по телевизору. А ещё где-то из глубины подсознания всплывала ехидная рожа Розы Клебб из фильма о Джеймсе Бонде, и никак от этой картинки было не отключиться, хотя у него и была моя фотография, полученная по “мылу”, и на толкательницу ядра я никак не тянула…И все-таки… А вдруг?
Его немного успокаивало, что, судя по моим письмам, я была не из тех отчаявшихся найти мужа дома россиянок, о которых столько писали в их газетах. Нет, я казалась вполне независимой, и в их переписке даже речь не заходила ни о чем. личном. Интересно было узнать о жизни в той стране, которая совсем ещё недавно была далека для него, как Марс! Все равно, что переписываться с инопланетянкой – Джеффри, как и большинство мужчин всех стран и народов, имеющих телевизор, обожал “Стар Трек»…
Я была на два года старше Джеффри. Я узнала его на вокзале сразу – по фото и по испуганной физиономии, с которой тот то и дело вытирал холодный пот. Я видела, как он облегченно вздохнул, убедившись, что я – не Фаина Мельник. Хотя до Анны Курниковой мне, конечно, и было далеко….
Джеффри был коренастым, большеголовым, с очень ирландским лицом, раньше времени поседевшим парнем (поседел он после того, как по пьянке попал в автокатастрофу).
День на улице был на редкость теплый для конца апреля, и Джеффри повел меня показывать мне город. Нет, не Белфаст Бобби Cэндсa, Кирана Доэрти и Джо МакДоннелла , а респектабельный южный Белфаст с его универcитетом и уютными маленькими кафе, в котором обосновались его друзья Крэйг и Пол и брат, Данни.
Мы болтали без умолку, и к концу дня нам казалось, что мы уже знакомы целую вечность. Что-то в нем действовало на меня успокаивающе и расслабляюще – такой он был простой, так легко он относился к жизни, и таким интересным показался мне тогда его рассказ о ней. А именно такое чувство мне и было сейчас нужно…
Мои нервы почти сдавали -и из-за напряженности на работе, и из-за войны в Югославии, и из-за неопределенности с воссоединением моего семейства. Я ничего не стала Джеффри о нем рассказывать. Если бы у нас были серьезные отношения, конечно, рассказала бы. Но пообщавшись с ним немного, я быстро поняла, что «такие Джеффри нам не нужны». А просто по-дружески приятно общаться – это дело другое. Это меня вполне устраивало.
Очень многие ирландцы (и ирландки!), к сожалению, поверхностные
Мы расстались в тот раз по-дружески, и с тex пор я зачастила в Белфаст. Практически я проводила там чуть ли не все выходные. (Лишь бы не сидеть дома одной, тоскуя по Лизе и жалея себя! ) Джеффри слушал мои жадные расспросы, что , как и почему – и мысленно гордился тeм, что поможет мне полюбить свой родной край.
Джеффри открыл для меня новый мир. Он рассказывал мне то, что для него было повседневным, будничным, – а я слушала его с широко раскрытыми глазами. Я училась тому, что здесь, в отличие от России, люди не говорят друг с другом о политике, что протестанта в баре или дискотеке можно узнать не только по имени, но и по какой-то внутренней большей скованности и замкнутости – и от души хохотала над рассказываемыми мне им историями о том, как его папа, подавая документы английскому солдату на проверку, привязывал их резиночкой к собственному рукаву, так что когда солдат тянулся за паспортом, тот от него “убегал”, а солдат обиженно говорил: “Very funny, Sir …” Он не посмел бы, конечно, бить директора школы из антримской деревушки – это ему был не какой-нибудь безработный “тайг” из Западного Белфаста!
Оказывается, отношения между католиками и протестантами здесь – совсем не такие однозначные, как я себе представляла! Я убедилась в этом, когда совершенно невольно смутила Крэйга, чуть не до слез. Автоматические решив, что раз три новых моих знакомых были друзьями детства, а один из них был католиком, то католиками должны быть и два остальные, я вернулась в один день, вся разгоряченная, с лоялистского Шанкилла и заявила с порога:
– Какой ужас! Какие мерзкие, полные ненависти картины я там видела на стенах!
Крэйг вдруг покраснел до самых корней волос и замямлил, что он не поддерживает это, что он тоже против этого. С минуту я непонимающими глазами смотрела на него – о чем. это он, почему краснеет? И только когда Джеффри шепнул мне на ухо: «Ведь Крэйг – протестант!», я поняла и сама стала такой же красной, как помидор. Я совсем не хотела его обидеть и вовсе и не думала сравнивать его с шанкильскими дебилами!
У меня был один большой – в глазах Джеффри – недостаток. Я «слишком интересовалась политикой». Сама я списывала это на своё происхождение и пыталась объяснить ему, что мне это вовсе не приятно, просто, к сожалению, политика определяет жизни всех нас, а с несправедливостью надо бороться. Это была такая же составная часть меня, как светлые волосы – для Анны Курниковой. Но Джеффри ненавидел всех политиков, не верил никому из них (ну, кроме, может быть, такого уважаемого человек, как Джон Хьюм !) и не верил, что кто-нибудь сможет или даже захочет изменить жизнь. И он так об этом мне и сказал.
– Who will guard the guards ?- задал он мне свой любимый вопрос.
– У политиков – своя жизнь, а у нас – своя. Я не позволю им отравлять моё существование.
– Но они же все равно отравляют! – горячилась я. Хотя вопрос его, конечно, был резонным. Но сам собой он же не решится!
Джеффри несколько раз приезжал ко мне в Дублин и даже, раcчувствовавшись, совершил ради меня то, чего он никогда и ни для кого бы не сделал; прошёл в рядах антивоенной демонстрации по центру Дублина. Он шёл и сам себе удивлялся: чтобы он, – и вдруг шёл по О’Коннелл- стрит на политической демонстрации! Может, он заболел? Или, не дай бог, влюбился?