Совьетика

Маленко Ирина

Вы жалуетесь сейчас на наплыв в Ирландию беженцев и «бессовестных экономических мигрантов» вроде меня (без которых ваша экономика, увы, уже не может обойтись!). Какими же слепыми надо быть дя того, чтобы не видеть прямой и непосредственной связи между тем, что Александр Зиновьев так метко назвал «катастройка», и катастрофическим ростом числа сорванных с насиженных мест людей во всем мире, который все заметнее становится и лично для вас, на ваших дублинских улицах!

Ну, давайте, скажите же Михаилу Сергеевичу «go raibh mile maith agat » за то, что все мы – сегодня здесь, с вами! Те из нас, кто всегда мечтал эмигрировать из СССР и не возвращаться,

тоже, наверно, ему благодарны. Только сколько их было у нас, таких – по сравнению с нормальными,обычными людьми, жизнь которых он сделал невыносимой?

Что касается моего личного счета, то этот человек, на месте которого я бы просыпалась каждую ночь в холодном поту, ибо на его совести – жизни всех тех, кто погиб в ходе гражданских и международных конфликтов, развязанных во всем мире из-за последствий его политики, лишил меня главного в жизни. Он лишил меня возможности выбора. Да, без него меня не было бы сейчас «своей фермы в Ирландии»… Но она и была бы нужна мне как собаке 5-ая лапа – если бы не его политика!

Я прожила на Западе – к сожалению – почти половину своей жизни. Я знаю его уже «от» и «до». Я не хочу жить такой жизнью, при которой человек человеку-волк, а единственная радость – пинта пива и новый плеер или автомобиль. Раньше, при двух мировых системах, у людей выбор был. Сегодня мне навязывают тот образ жизни, который мне глубоко чужд – и уверяют, что это и есть подлинная свобода. И я вижу вытянувшиеся лица своих ирландских знакомых, когда я говорила им вновь и вновь, что я вернулась бы в Советский Союз если бы он сейчас был – не оглядываясь, оставив позади все то, без чего они не в состоянии представить себе своей жизни.

Ну что же, как говорилось в старом анекдоте, «надо все начинать сначала»….

Это меня не пугает.

А мусоровозы… пускай лучше займутся своим прямым делом!

Теперь мне больше не страшно и не тоскливо жить. Мне вспомнился Ри Ран, с его открытой улыбкой и чистой, пламенной его душой. За последние 20 лет я приучила себя к мысли, что такие люди, как он, бывают только лишь в книгах. Многие чувства притупились во мне за эти годы – не только за невостребованностью их в капиталистическом мире, но еще и потому, что их занесло, засыпало слоем цинизма, безразличия, пессимизма и неверия. Подобно тому, как заносит соленым песком на месте пересохшего Аральского моря оставшиеся на суше остовы кораблей.

И поэтому я ведь некоторое время даже не совсем осознавала, кто я такая в этом мире. Русская? «Новая голландка»? Мигрантка, занесенная в Ирландию по прихоти Кельтского тигра? Россиянка за рубежом? Иногда я пыталась быть кем-то, кем я на самом деле не являюсь. Пыталась примириться с тем, что живу по правилам, которые мне глубоко чужды. Пыталась приспособиться к тому, что на самом деле для меня неприемлемо.

Когда перестал существовать Советский Союз, голландцы (я почти физически чувствовала испытываемую ими при этом гаденькую радость!) прислали мне извещение о том, что отныне я значусь у них как «лицо неизвестного гражданства» – потому что советского гражданства больше нет. И я поверила в это – что раз больше нет Советского Союза, то и я перестала быть советским человеком.

Теперь мне глубоко было стыдно за это.

То, на что открыли мои глаза жизнерадостные кубинцы, называвшие меня вопреки всем моим заблуждениям «совьетикой», после моего пребывания в Корее не подлежало для меня уже ни малейшему сомнению. Я- советский человек, вне зависимости от того, что случилось с Советским Союзом.

Я родилась советским человеком, советскими людьми я воспитывалась, среди них я выросла – и я осталась и останусь советским человеком до последнего своего вздоха, вне зависимости от того, куда забросит меня судьба. Надо стараться жить так, чтобы быть достойной своей героической Родины, такой непонятной и вызывающей такую ненависть у всех ведущих животное, желудочное существование на нашей планете.

После Кореи в пустыне, где я прожила столько лет, будто бы подул свежий весенний ветер. подул – и развеял в разные стороны песок цинизма и прочих болячек «свободного мира», которым столько лет была засыпана словно обломками здания после землетрясения моя душа. По пустыне этой будто прошел благодатный ливень, и она покрылась первыми весенними цветами. Я сама удивлялась на себя, откуда у меня вдруг взялось столько энергии, столько силы, столько уверенности в будущем. И я никому не позволю теперь опустошить еще раз мое сердце!

Я сама не заметила, как заснула с этими мыслями. Мне снились бабушка, дедушка, Тамарочка, Шурек, мои советские родные, подруги и друзья, мама, Лиза, Фидельчик и Че. В нашем старом деревянном доме, который снаружи по-прежнему еще был забит досками, но внутри у него все было как в тот день, когда я еще жила в его стенах. И среди этих таких дорогих мне людей сидел и Ри Ран – за нашим праздничным первомайским столом. Я не знаю, как поместилось за него столько народу, но все они были здесь. Даже мамин «красный директор». Даже неведомая мне дедушкина коллега по фамилии Бузган, с которой в качестве критерия он сравнивал всех нас, достойные ли мы люди (если человек казался ему пустым и несерьезным, дедушка говорил ему с сожалением в голосе: «Нет, ты не Бузган!»).

Со двора пахло клейкими почками, только что лопнувшими на нашей сирени. В нашем зале стоял веселыи шум и гам. И я была так счастлива во сне – хотя даже во сне понимала, что это сон, бывает и такое! От того, что дом наш стоит на прежнем месте, и по-прежнему зацветает наш сад- буйным цветом, даже, я бы сказала, яростно, словно стройотряд из песни….

Я вывела Ри Рана на крыльцо, и его лучезарная улыбка так и обожгла мне сердце

– Посмотри, Ри Ран, вот как мы живем!

Он посмотрел вокруг, вдохнул свежий запах весны, и я услышала словно наяву его глуховатый и зычный голос:

– Хорошо!

…Это было последнее, что я услышала, когда меня разбудил Ойшин.

– Женя… Женя, проснись!

Я с трудом разодрала глаза – сон не хотел уходить от меня, и я не хотела уходить из него. Ойшин стоял над диваном, на котором меня сморило.

– Пора вставать. Твоя эфиопка (видно, ему трудно было выговорить ее имя) уже звонила. Она заедет за нами через час. Поедем подписывать контракт на жилье.

Я все протирала руками глаза, пытаясь развеять образ Ри Рана и вернуться в действительность. Но он не отпускал меня, не хотел уходить. Я продолжала видеть его перед собой как живого…

– Мы договорились ведь, что ты будешь звать меня Саскией… Который час?

– Восемь утра. Здесь, как я понял, все начинается раньше, чем у нас?

– Правильно понял. Ведь по утрам здесь не так жарко. Зато в полдень у них наступает сиеста…

– Твоя эфиопка уже дала мне адрес. Я посмотрел по карте – это недалеко… Ян Нордаунвег…

– Ян Нордаунвег? – сон сняло с меня как рукой.- А имя хозяина она тебе не сказала?

– Представь себе, Патрик. Вот уж не думал, что здесь есть люди с ирландским именем!