Совьетика
Шрифт:
Со временем я рассказала ей о Саиде. К огромному моему удивлению, она знала его – то есть, не его лично, а только его имя. По ее словам, моя давняя, первая, такая неудачная любовь далеко пошла – и стала большой шишкой в эфиопском министерстве культуры. Что ж, премудрый пескарь и педант всегда умел отсидеться в смутное время, не высказывая свое мнение…. Что еще более облегчалось к тому же тем фактом, что этого своего мнения у него никогда по-настоящему и не было. Только – «мама, что сегодня покушать?»… Главное – «чтобы не надо ничего самому решать»…
– А Тадессе? –
Тырунеш вдруг помрачнела – словно солнышко зашло за тучку.
– А Тадессе вашего больше нет, – вдруг тихо сказала она, – Он не стал и не смог перестраиваться. Его расстреляли новые власти – после того, как был свергнут полковник Менгисту… Вот поэтому он тебе ничего и не прислал.
Вот это да… А мы-то в свое время не доверяли ему, считая его карьеристом, который намеренно говорит одними лозунгами… Плохо же мы разбирались в людях! Наверно, оттого и попались на удочку Ельцину….
Если бы у меня была на голове шляпа, я бы ее тут же сняла. Но шляпы не было, и потому я только промолвила.:
– Я не знала… Ой, как жалко!….
– И не его одного… -задумчиво сказала Тырунеш, – Это о «красном терроре» в Эфиопии на Западе до сих пор вопят, а о терроре демократическом… Давай не будем с тобой о грустном!
И она тряхнула длинными шелковистыми черными волосами, которые делали ее похожей на индианку – словно пытаясь прогнать злые тени.
– Давай-ка мы лучше сделаем все, что от нас зависит, чтобы это не повторилось в Венесуэле…
*****
У Ойшина положение было еще более скромное, чем у меня: он относительно успешно торговал своей мебелью, очаровывал жен голландских военных, некоторые из которых стали его постоянными покупательницами, своей белозубой улыбкой – и немногословностью, потому что он очень опасался, что его выдаст североирландский его сильный акцент. И давал мне советы только по поводу конспирации в преддверии моих встреч с Сирше. Его скромная роль вполне его устраивала – он же еще когда говорил мне, что он человек без амбиций…
Сирше – вот кто работал профессионально! Каждый раз мы встречались с нею на новом месте и при каждой очередной встрече оговаривали место новое на следующий раз.
Каждый раз она придумывала что-нибудь новое – да и выглядела по-новому. Раз в два месяца она привозила мне свежие письма от мамы, чуть реже- и записки от Ри Рана, передавала на словах, какая от нас требуется информация, забирала – или же запоминала, в зависимости от их природы- мои донесения и потом передавала их кому надо на Маргарите или же на других Антильских островах.
Сирше была нашей постоянной связью, а с человеком, который должен был служить для связи экстренной, я пока еще не встретилась. Знала только, что его звали
Сегодня мне удалось наконец-то уговорить Ойшина пойти со мной на танцы – то есть, на заседание боливарийского кружка. Он упирался всю дорогу:
– Не буду я танцевать!
– Пожалуйста, не танцуй. Никто тебя не заставляет. Посидишь на стульчике и посмотришь, как танцевать буду я. Надо же тебе наконец встретиться с товарищами!
На том и порешили.
Мне повезло – в тот день начали с меренге. На первый же тур меня пригласил сержант Марчена: теперь я уже знала, что он не таможенник и не полицейский, а служащий береговой охраны Нидерландских Антилл. Сержант Марчена иронично улыбался и, видимо, ожидал, что я опять буду наступать ему на ноги. Но не тут-то было. Меренге -это мой конек!
«El baile del perrito! »- надрывался динамик. Для большего эффекта Кармела включила что-то вроде цветомузыки. Сержант зауважал меня уже к середине нашего с ним первого круга. Сам он был отменным танцором – но среди антильцев этим мало кого удивишь. Я поглядела ему через плечо, чтобы посмотреть, что делает Ойшин. Он смотрел в мою сторону – с явным удивлением. Видимо,не ожидал, что я на такое способна. Эх, ты, Ойшин… Как ты меня все-таки еще плохо знаешь!
Тут к нему наперебой подскочили две очаровательные молодые антильянки и начали приглашать его на танец – формальностей в этом отношении в школе Кармелы не водилось. Ойшин отнекивался и отбивался от них всеми силами – на его счастье, песня скоро кончилась.
– А теперь для разнообразия станцуем кумбью , – предложила Кармела. И показала нам, как исполнятся этот традиционный танец из ее родной страны.
–
Кумбью я не танцевала уже много лет. Но когда-то ей обучал меня еще перуанец Педро, и показанное Кармелой подтвердило мои об этих уроках воспоминания.
Кумбья почему-то напоминает мне то, как танцует Бобби. Наверно, потому, что почти весь танец партнеры вертятся волчком – и так же сосредоточенно как это делает он, соприкасаясь только руками. Интересно, нет ли у Бобби колумбийских родственников?
– Я – пас!- сказал мне сержант Марчена, – Это не по моей части. Слишком большое расстояние от партнерши, – и он озорно мне подмигнул.
Краем глаза я заметила, как антильские сеньориты снова направились к Ойшину – видимо,он вызывал у них интерес как человек новый и непохожий на большинство учеников Кармелы. На его лице проступил страх.
Мне стало его жалко, но был только один способ его от этого оградить.
– А со мной ты не хочешь попробовать? – пошутила я, будучи уверенной, что он ни за что не согласится, но зато сеньориты за это время успеют ретироваться.