Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР. 1933—1945

Синицин Федор

Советское руководство стремилось противодействовать нацистской пропаганде, широко развернутой в Прибалтике, разоблачая отождествление эвакуации части населения Прибалтийских республик в июне – июле 1941 г. с «насильственной депортацией»⁶⁰⁹. В ответ на организованное германскими властями празднование годовщины «освобождения» Прибалтики от советской власти советская пропаганда объясняла, что «“день освобождения” немецких оккупантов является для эстонского народа днем траура. В эти дни немецкие палачи издеваются над страданиями эстонского народа»⁶¹⁰. В качестве реакции на инспирированную оккупантами в ноябре 1943 г. «кампанию протестов» в странах Прибалтики против доклада И.В. Сталина от 6 ноября 1943 г. и решений Московской конференции союзников в ЦК ВКП(б) было проведено совещание с руководством компартий Прибалтийских республик, по результатам которого был выработан план широких контрпропагандистских мероприятий⁶¹¹,

которые включали в себя распространение листовок, радиопередачи и пр.

Большое внимание советские власти уделяли противодействию коллаборационизму. Политику оккупантов по созданию военных формирований из представителей народов СССР объясняли населению оккупированных областей тем, что «людские резервы Гитлера на исходе», и поэтому «по селам и городам, захваченным немцами, рыщут гитлеровские агенты и вербовщики», которые «ложью и провокацией… стремятся заманить русских людей на службу в банду Власова». А.А. Власов именовался «предателем», «шкурой» и «немецким шпионом», который «помогает гитлеровцам разбить русских, гнать наших братьев и сестер на каторгу, истреблять наших людей… обманом и подкупом… зазывает в свою банду русских людей, толкает их на братоубийство»⁶¹², помогает оккупантам «отнимать последний кусок хлеба у русских людей». В листовке – обращении к солдатам РОА, изданной в июне 1943 г., утверждалось, что нацисты «хотят превратить русских в рабов, считая русских свиньями», а «Власов и его клика – душители русского народа», которые «заставляют… идти против родины, против русских»⁶¹³.

В Литве молодежь призывали не вступать в полицию, уходить в партизанские отряды⁶¹⁴. В Латвии советские партизаны ставили себе задачу «оторвать хоть часть… буржуазных националистов от немцев». Комиссар Латышской партизанской бригады О.П. Ошкалнс вспоминал, что с этой целью партизаны тоже «притворялись националистами» и говорили, что они «поднялись для того, чтобы не дать немцам разгромить зажиточных крестьян и интеллигенцию, и звали их… помогать». Во время празднования Мартынова дня, которое проводило местное население, включая коллаборационистов-полицейских, советские партизаны вместе со всеми пели «буржуазный гимн Латвии»⁶¹⁵. Латышей, завербованных в германские военные формирования, в свою очередь, звали «вернуться к своему народу»⁶¹⁶. По словам Л.П. Мятинга, командира одного из эстонских партизанских отрядов, они убеждали эстонцев, находящихся в рядах вермахта, «сбегать, не идти на пушечное мясо, не… воевать против Красной армии»⁶¹⁷.

Советские власти пытались воздействовать на польское население оккупированных территорий – прежде всего на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Виленском крае⁶¹⁸. Особую озабоченность вызывала активизация деятельности в этих регионах Делегации польского эмигрантского правительства и Армии крайовой (АК). В указаниях ЦК КП(б)Б «О военно-политических задачах работы в западных областях Белорусской ССР» от 15 июля 1943 г. говорилось о необходимости разъяснить польскому населению, что «в единении славянских народов сила и залог сокрушения гитлеризма, свободного существования славянских государств», сделать известным «существование “Союза польских патриотов” на территории СССР и дивизии имени Тадеуша Костюшко», а также разлагать отряды АК изнутри⁶¹⁹. На польском языке было издано обращение руководства Литовской ССР к полицейским, старостам и другим коллаборационистам, гласившее, что военные планы Германии провалились, и призывавшее «где только можно, вредить немцам»⁶²⁰.

Советская пропаганда, направленная на крымско-татарское население, в первый период войны была слабой⁶²¹. В 1942 г. было выпущено несколько воззваний, в которых от имени крымско-татарской интеллигенции и бойцов Крымского фронта содержались призывы «порвать с немцами». В дальнейшем, вплоть до освобождения полуострова, Крымский обком ВКП(б) издал около пятидесяти наименований антиколлаборационистских материалов на русском и крымско-татарском языках. Советская пропаганда пыталась убедить крымских татар в том, что оккупанты их обманывают, не собираясь предоставлять автономию, а, напротив, сжигают крымско-татарские деревни и уничтожают население⁶²². В период оккупации Северного Кавказа было развернуто советское радиовещание на кабардинском, адыгейском и осетинском языках⁶²³.

В марте 1943 г. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) приняло постановление, в котором ряд направлений пропаганды, реализованной на оккупированной территории СССР в 1941–1942 гг., подвергло критике, как не соответствовавшие реалиям. В первую очередь это касалось оценки национальной политики германских оккупантов. Ранее распространявшиеся утверждения о том, что «немцы разрушают нашу культуру, закрывают школы, онемечивают и лишают русских, украинцев, белорусов и др. их национальной культуры», были признаны не соответствующими действительности. Такие утверждения,

по мнению советских властей, могли оказать «только обратное воздействие», так как нацисты не раскрывали своих планов геноцида и уничтожения культуры народов СССР. Поэтому предписывалось сделать советскую пропаганду «глубоко национальной по своей форме», а также «сдирать “национальную” маску с лица немецкой пропаганды», используя такие факты, как «положение, в которое поставили немцы т. н. “самоуправление”, целый ряд наглых мер, специальные кино, магазины и т. п. “только для немцев”, положение “восточных рабочих” в Германии… высказывания фашистских главарей о славянских народах»⁶²⁴.

В заключительный период оккупации одним из главных направлений советской политики стало предотвращение ухода населения захваченной территории СССР с германскими войсками. Пропаганда убеждала советских граждан, что «всякого, кто уйдет с немцами, ждет неминуемая гибель», потому что «одни умрут с голоду, другие – от фашистских пыток, третьи – от пули». Во-вторых, было объявлено, что СССР не имеет намерений «наказывать тех, кто остался в селах и городах, занятых немцами», так как власти СССР знают, что эти люди не по своей воле «не смогли уйти с Красной армией» и что они вынесли «страдания и муки… под немецким сапогом»⁶²⁵. Латвийские партизаны призывали население республики «отстоять… свою страну от нависшей угрозы полного опустошения»⁶²⁶, которая грозила Латвии в случае ухода населения с германскими оккупантами.

В тылу СССР пропаганда старалась обойти стороной проблему коллаборационизма на оккупированной территории, говоря об отсутствии в стране «пятой колонны», разгром которой ставился в заслугу политике репрессий 1930-х гг., когда страна была очищена «от шпионов, убийц и вредителей, на содействие которых так рассчитывали германские фашисты»⁶²⁷. Было объявлено, что «ни у одного из народов СССР немецко-фашистские разбойники не нашли и не могли найти никакой поддержки»⁶²⁸, а также не смогли «разжечь национальную ненависть между народами СССР, поссорить их между собой, оторвать и противопоставить народы, населяющие нашу страну, великому русскому народу»⁶²⁹. Интересно, что власти упрощали действительность не только в материалах пропаганды, но и во внутренних документах, отмечая, что оккупантам не удалось «привлечь на свою сторону… широкие народные массы», «вызвать сколько-нибудь значительную вражду между советскими народами», а также «создать себе социальную опору ни в городе, ни в деревне». Так, секретарь ЦК КП(б) Латвии по пропаганде А. Пельше докладывал в ЦК ВКП(б) явно не соответствовавшую реалиям информацию, что «Квислингами Латвии является лишь кучка репатриированных еще до войны в Германию полулатышей-полунемцев, не имеющих никакой опоры в народе, поддерживаемых исключительно немецкими штыками»⁶³⁰.

Однако после освобождения части оккупированной территории скрывать факты сотрудничества граждан СССР с оккупантами стало труднее. Л.З. Мехлис на армейском совещании 6 ноября 1942 г. открыто заявил, что за время войны «оказалось много предателей»⁶³¹. Хотя пропаганда продолжала представлять факты коллаборационизма как «ничтожные исключения»⁶³², в советской прессе появлялась и противоположная, соответствовавшая реалиям информация – например, о создании оккупантами эстонского «самоуправления»⁶³³. В ряде материалов пропаганды упоминалась также проблема украинского национализма – однако опосредованно, в виде осуждения «украинско-немецких сепаратистов в Канаде», создавших там «Украинский канадский комитет»⁶³⁴, к членам которого было обращено предупреждение: «Прочь грязные руки от Украины!»⁶³⁵

Одним из характерных показателей воздействия «национально ориентированных» перемен, осуществленных в советской политике в период Великой Отечественной войны, является их оценка противником. Власти Третьего рейха с 1942 г. отмечали усиление «советско-русской пропаганды», в которой звучала «сильная патриотическая и национальная нота», построенная на использовании русского национального фактора⁶³⁶, – в ней использовались «священные национальные чувства, традиции русской истории и ее национальное величие»⁶³⁷. Нацисты выявили, что советская пропаганда «избегает неуклюжего возвеличивания большевизма»⁶³⁸, внушая народу, что война направлена не на «спасение большевизма», а является «Отечественной оборонительной войной против оккупантов»⁶³⁹. Так, национальный фактор широко использовался в передачах советского радио для Эстонии, проявлявшийся в «признании достижений и положительных качеств эстонца». В октябре 1943 г. Г. Гиммлер в своей речи перед сотрудниками СС высоко оценил изменения в советской политике. Он отметил, что «Сталин знает этот свой народ лучше всего» и поэтому говорит советским гражданам: «Сейчас вы должны терпеть, а потом будет лучшее государство. Немцы гораздо хуже, чем Сталин»⁶⁴⁰.