Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР. 1933—1945

Синицин Федор

Однако уже вскоре советское руководство приняло решение восстановить в Красной армии прибалтийские воинские части, которые стали первыми национальными частями, вновь созданными в советских войсках в период войны. Причина такого шага была в том числе идеологической – показать вклад литовского, латышского и эстонского народов в борьбу с нацистской Германией. 3 августа 1941 г. была сформирована 201-я латышская дивизия, 51 % воинов которой составляли латыши по национальности. Дивизия вела успешные боевые действия, в октябре 1942 г. получила звание гвардейской. К осени 1944 г., в связи с потерями на фронте и исчерпанием призывного контингента из числа латышей, их процент в дивизии снизился до 36,3 %. С декабря 1941 г. началось формирование 16-й литовской стрелковой дивизии, 36,3 % воинов которой составляли литовцы. К сентябрю 1942 г. был сформирован 8-й эстонский стрелковый корпус, который можно назвать самым национальным из всех прибалтийских частей: на ноябрь 1942 г. эстонцы составляли 88,5 % личного состава корпуса, то есть больше, чем в довоенной Эстонии (88,1 % на 1934 г.). Это соотношение

сохранялось с небольшими изменениями всю войну. Языком службы был эстонский, при этом служившие в корпусе неэстонцы также им владели⁶⁸⁰.

13 ноября 1941 г. Государственный Комитет Обороны принял решение о формировании национальных воинских соединений в республиках Средней Азии, Казахстане, Башкирии, Кабардино-Балкарии, Калмыкии и Чечено-Ингушетии. Главная причина создания таких частей заключалась в том, что к осени 1941 г. среди призывников многих союзных и автономных республик обнаружилось немало людей, слабо владевших русским языком или совсем не знавших его. Это серьезно затрудняло их обучение военному делу, удлиняло сроки подготовки боевых резервов. Поэтому важно было наладить работу с личным составом на родном языке⁶⁸¹, что было возможно сделать только в рамках национальных воинских частей.

Всего за годы войны в Красной армии было создано значительное количество национальных подразделений – 2 стрелковых корпуса, 21 стрелковая дивизия, 20 кавалерийских дивизий, 15 отдельных стрелковых бригад, 2 стрелковых полка, авиаполк, 2 отдельных стрелковых батальона, кавдивизион, авиаэскадрилья, общим числом военнослужащих 770 тыс. человек⁶⁸². Большинство таких формирований просуществовало недолго. Уже в 1942 г. были расформированы 15 национальных дивизий и 10 национальных бригад⁶⁸³. Основная причина ликвидации национальных частей состояла в том, что по мере обучения их бойцов военному делу и русскому языку надобность в существовании таких воинских подразделений отпадала. Другая причина заключалась в отмене призыва в армию представителей некоторых народов СССР. 19 сентября 1941 г. Закавказский фронт получил такое предписание в отношении аджарцев, хевсуров, курдов, сванов и мохевцев. 26 июля 1942 г. был отменен призыв коренных народов Чечено-Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Дагестана. Представители этих народов, которые уже были на фронте, остались в Красной армии до конца войны (кроме представителей репрессированных народов). Причина ограничения призыва состояла в обвинении представителей этих народов в «нелояльности»⁶⁸⁴ и «неэффективности» и на фронте⁶⁸⁵.

Однако основная причина такой «неэффективности» состояла не в том, что работа с призывниками и военнослужащими «нерусских» национальностей порой была организована очень слабо. 7 августа 1943 г. А.С. Щербаков на сборе агитаторов, работающих среди бойцов «нерусской» национальности, отметил, что в 1941–1942 гг. работа по укреплению дружбы народов в армии «была поставлена плохо», произошло немало «чрезвычайных происшествий». Этот вывод подтверждают докладные записки НКВД от 12 апреля 1942 г. и Политуправления Южного фронта от 8 мая 1942 г., которые указывали на случаи национальной розни в армии, «пренебрежительного отношения» некоторых командиров и политработников «к бойцам – грузинам, азербайджанцам, дагестанцам и узбекам»⁶⁸⁶.

Летом и осенью 1942 г. в армии «было распространено мнение о природной небоеспособности узбеков, армян, азербайджанцев и др.». Среди части военных бытовало мнение, что «карелы сплошь все предатели», так как они «помогали» финским оккупантам. О калмыках ходили слухи как о «сплошных бандитах», в связи с чем даже были предприняты попытки выселения калмыков из двух сел в прифронтовой зоне Калмыкии, которые вышестоящему командованию пришлось пресекать. На Закавказском фронте была «распространена “теория”, что якобы кадры нерусской национальности не умеют и не хотят воевать». По причине таких настроений, в частности, в ЧИАССР в сентябре 1942 г. командование партизанского движения избегало представителей титульных национальностей при подборе кадров для партизанского движения. Только к середине ноября 1942 г., после принятия мер, в партизанских отрядах удалось довести долю чеченцев до 26,8 %, ингушей – до 9,8 %. Отрицательное отношение к национальным частям провоцировали и отдельные факты измены среди их бойцов. К июню 1942 г. доля красноармейцев «нерусских» национальностей, призванных в Закавказье и Средней Азии, составляла до 79,8 % среди всех перебежчиков. На Южном фронте факты умышленного членовредительства были отмечены в основном среди красноармейцев «нерусской» национальности⁶⁸⁷.

В июне 1942 г. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) издало докладную записку «О недостатках партийнополитической работы в Красной армии», в которой старое руководство Главполитуправления РККА (Л.З. Мехлис)⁶⁸⁸ было обвинено в том, что «недостаточно уделяло внимания воспитательной и агитационно-пропагандистской работе в тех частях, где имеется значительное число бойцов из национальных республик»⁶⁸⁹. Чтобы решить эту проблему, 17 сентября 1942 г.

Главное политуправление Красной армии издало директиву «О воспитательной работе с красноармейцами и младшими командирами нерусской национальности»⁶⁹⁰. К воинским подразделениям были прикомандированы агитаторы, владеющие национальными языками, была осуществлена массовым тиражом публикация политической и художественной литературы

на национальных языках⁶⁹¹. В 1942–1943 гг. в действующей армии издавались 50 газет на национальных языках⁶⁹².

Однако одних воспитательных мер было недостаточно, так как проблемы с национальными частями были вызваны не только и не столько недостатками с агитацией среди воинов-«националов». Участники заседания Военного совета Закавказского фронта, которое состоялось около станицы Ищерской 28 декабря 1942 г., призвали к решительному пресечению провокационных и клеветнических измышлений о национальных частях, «охаиванию» воинов «нерусской» национальности (в частности, прозвучала такая фраза: «Командир роты сбежал, а клевещет на азербайджанцев»). Бойцы национальных частей в своей массе были названы «советскими патриотами, проявившими стойкость в обороне». Было отмечено, что, хотя боеспособность национальных частей по сравнению с другими подразделениями «неудовлетворительна», главная причина этого заключалась «не в бойцах и тем более не в каких-то национальных особенностях». Участники совещания указали на истинные причины этой ситуации: «Своевременно не навалились на подготовку к наступлению национальных частей. Не готовили, не верили в них», поэтому «бойцы плохо подготовлены, заданий не знают… Они не овладели военной техникой, а недавно большинство даже трактор редко видели (в горах)… Командный состав национальных соединений, особенно младшего и среднего звена, слабо подготовлен. То же – политсостав». Эти обстоятельства привели к тому, что бойцы «тяжело переживают тяготы». Особое внимание было обращено на питание воинов, в организации которого необходимо «учитывать национальные привычки и традиции»⁶⁹³. Действительно, свинина, которая входила в рацион воинов Красной армии, была категорически неприемлема для бойцов из «мусульманских» регионов страны, и они отказывались есть свиную тушенку и другие содержащие свинину или свиное сало продукты.

Проблему, связанную с приведением боеспособности национальных частей в надлежащее состояние, командованию Красной армии пришлось решать в кратчайшие сроки. На упомянутом совещании Закавказского фронта 28 декабря 1942 г. было объявлено, что «воевать и немцев изгонять с Северного Кавказа придется с этими, а не с какими-либо другими воинскими частями. Поэтому их никак нельзя выводить за скобки». Командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев определил, что «отношение к национальным кадрам – [это] вопрос политический». Видный советский деятель Л.М. Каганович (член Военного совета Закавказского фронта) итогом совещания поставил такие задачи: «Укрепление политического состава частей и усиление политработы… Особое внимание к обеспечению национальных воинских частей теплыми вещами, обмундированием… Организация питания национальных частей, учитывая традиции, привычки их бойцов, и соответственно дифференцируя отпуск продукции. Свинина – долой»⁶⁹⁴.

Основные недостатки в работе с национальными частями удалось в основном ликвидировать к началу 1943 г. Среди форм работы, которые показали наибольшую эффективность, были «вечера дружбы народов», организация национальной художественной самодеятельности, встречи вновь призванных бойцов с «бывалыми» бойцами своей национальности⁶⁹⁵.

Воинов русской национальности постоянно призывали «крепить дружбу с красноармейцами нерусской национальности». Пропаганде дружбы народов в армии также служила литература. По указанию ЦК ВКП(б), в армии была повсеместно распространена изданная тиражом 200 тыс. экземпляров⁶⁹⁶ пьеса А. Корнейчука «Фронт», в которой одно из главных мест занимала сцена в окопе, где плечом к плечу воевали четверо солдат, все разной национальности⁶⁹⁷, демонстрируя реальное воплощение дружбы народов СССР. Было усилено патриотическое воспитание будущих воинов и призывников нерусской национальности. На это нацеливала изданная 10 августа 1943 г. директива ЦК ВКП(б), направленная в партии союзных республик⁶⁹⁸.

Моральной мобилизации «нерусских» воинов служило проведение митингов представителей разных народов СССР (организация таких митингов была уникальной особенностью советской политики во время Великой Отечественной войны). Цель этих митингов состояла в напоминании «бойцам всех национальностей СССР, где бы они ни сражались», о том, «что они защищают свою великую общую родину»⁶⁹⁹. В январе и декабре 1942 г. были проведены митинги белорусского народа, в марте 1942 г. – общественных деятелей Эстонии, 31 мая 1942 г. – литовской молодежи, в котором приняли участие военнослужащие Красной армии, партизаны, студенты, в июле 1942 г. – молдавской интеллигенции, в августе и сентябре 1942 г. – народов Закавказья и Северного Кавказа, в сентябре 1942 г. – украинского и якутского народов. Тон митингов был выдержан в выражении решимости «вместе с великим братским русским народом» и другими народами страны «разгромить подлого врага». Митинги представителей славянских народов (10–11 августа 1941 г. и 4–5 апреля 1942 г.) и еврейского народа (24 августа 1941 г. и 24 мая 1942 г.) служили идеологическому воздействию на представителей этих народов не столько внутри страны, сколько за рубежом. Материалы митингов и обращения, принятые на них, публиковались в центральной прессе и даже распространялись на оккупированной территории СССР. О значимости этих мероприятий можно судить по резолюции Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), в которой с сожалением говорилось о невозможности публикации материалов митинга якутского народа в центральной прессе, так как они были присланы в Москву слишком поздно⁷⁰⁰.