Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог (1968-1969)
Шрифт:
Вдруг он схватил Сельби и поднял. „Тук-тук-тук!“ — бешено колотилось его сердце.
Шум во дворе затих, „подслушиватели“ ушли.
ОБУЗДАНИЕ
Вопреки обычаю подшучивать над молодоженами, над Джемшидом смеяться остерегались. Этот парень не станет отшучиваться, а просто схватит тебя в охапку и так швырнет на землю, что не сразу поднимешься.
На следующее утро после свадьбы Джемшид встал до рассвета, взял в сарае узду и пошел в тугаи, туда, где начинаются
— Вот этот, — кивнул Шамурад-ага.
— Ты только поосторожней, сынок, — озабоченно сказал незнакомый старик, — он норовистый.
Джемшид подошел к скакуну, погладил лоснящуюся шею и, в одно мгновение набросив узду, передал ее отцу.
Шамурад-ага держал лошадь под уздцы, а сын быстро наполнил песком большой мешок. Конь вздрогнул от неожиданности, когда на него взвалили груз, но Джемшид спокойно взял из рук отца уздечку и повел коня за собой.
— Да… — одобрительно произнес старик.
Поводив коня, Джемшид сел на него верхом. Скакун был спокоен.
— А нашим не поддавался, — ласково глядя на Джемшида, сказал старик и покрутил головой.
— И конь, и женщина, и собака чувствуют настоящего мужчину, — назидательно сказал Шамурад-ага, с довольным видом поглаживая свою черную блестящую бороду.
В полдень собрались женщины и девушки — предстоял обряд надевания борука и „обуздания жены“.
Женщины в годах и старухи стояли по одну сторону от новобрачной, девушки и молодухи — по другую. Сразу же между ними началась потасовка как положено по обычаю.
Сельби не раз видела такую борьбу, и смотреть на все это было очень весело, но сейчас она поняла, что это весело только со стороны, когда надевать борук предстоит не тебе.
Женщины сражались очень забавно и все хохотали, а в глазах у Сельби стояли слезы, и все кругом расплывалось в тумане. Молодая женщина, казалось, уже чувствовала на своих губах прикосновение яшмака, который надолго прикроет ей рот.
И вот какая-то толстуха, прорвавшись через заслон девушек, сорвала с головы Сельби девичью тюбетейку. Ей надели борук. Позвали молодого мужа. Он подошел к Сельби и надел на нее узду, ту самую узду, с помощью которой утром усмирял коня.
Сельби сидела, закрыв глаза, ей хотелось только одного — провалиться сквозь землю.
Джемшид почувствовал это — сдернул с головы жены узду и, не глядя ни на кого, быстро вышел во двор.
Лицо Шамурада-аги на минуту приняло жесткое выражение, брови нахмурились, недобрым взглядом проводил он сына. Но тут же заставил себя погасить злые огоньки в глазах и, погладив бритую голову, улыбнулся гостям.
ПОЗДРАВЛЕНИЕ
— Тетя, — позвал Сельби детский голосок. В дверях стоял мальчик, тот самый, брат Джемшида. — Это вам, тетя. Почтальон принес.
Сельби взяла у него из рук телеграмму.
„Поздравляю дорогую Сельби. Гюльджан“.
Сельби вспыхнула: „Поздравляет!
— Тетя, я вас тоже поздравляю с праздником!
Сельби недоумевающе взглянула на мальчика. „Какой праздник?“
— Что вы так смотрите, тетя? Сегодня же праздник — восьмое марта!
— Ой, совсем забыла! Спасибо! — Сельби облегченно вздохнула. „У меня здесь есть друг“, — радостно подумала она, снова вспомнив вовремя погасшую лампу и разрезанный кушак. — Как тебя зовут, милый?
— Джанмурад.
— Спасибо тебе за все, Джанмурад.
И Сельби ласково улыбнулась своему новому родственнику.
„Поняла, что это я тогда все устроил!“ — обрадовался Джанмурад и, весело кивнув Сельби, побежал на улицу.
ВОЗВРАЩЕННЫЙ ПОДАРОК
Не любит Шамурад-ага сидеть в кишлаке, приедет на неделю, а дня через два, глядишь, уже собирается обратно-Так и теперь. Сразу же после свадьбы сына Шамурад-ага уехал в Каракумы к стадам. Тихо стало в доме.
Все эти дни молодая сидела в своем углу и вышивала. В поле она больше не выходила. Ее не беспокоили, только несколько раз показывали гостям из дальних кишлаков. Сельби уже привыкла к мужу, и, если бы не злилась свекровь, ей жилось бы совсем неплохо. Молодая женщина понимала, конечно, что свекровь не должна с ней много разговаривать — так положено по обычаю, но не взглянуть ни разу, делать вид, будто невестки и нет в доме, такого обычая не существует, это Сельби знала твердо.
Да, не с добрым сердцем приняла Марал-эдже свою первую невестку, а тут еще эта история со свадебными подарками…
Как известно, сватам не удалось уговорить Миве-эдже взять калым, и тогда они стали уговаривать ее принять хотя бы подарки от сватов. На это Миве-эдже согласилась, но, в свою очередь, выговорила условие, что дочь возьмет в дом мужа свои личные вещи. Конечно, никому и в голову не могло прийти, что именно Миве-эдже подразумевает под этими словами.
Когда же перед домом Шамурада-аги остановилась трехтонка и с нее сгрузили стол, стулья, кровать, радиоприемник и прочие вещи, все поняли, что Миве-эдже перехитрила сватов.
Но все бы ничего, если бы среди „вещей невесты“ не оказался дорогой ковер, который Марал-эдже послала Сельби под видом подарка, тотчас распустив слух, что этот дорогой ковер — часть калыма. Теперь Миве-эдже возвращала сватье подарок.
Увидев свой ковер, Марал-эдже чуть не лопнула от злости. У нее даже язык отнялся, несколько дней она не выходила из своей комнаты, прикидываясь больной.
Ухаживал за матерью Джанмурад, Сельби не осмеливалась показываться ей на глаза.
Через некоторое время молодожены перебрались из кибитки в дом. В доме Шамурада-аги было семь комнат, а жили только в двух: в одной хозяин с женой, в другой — Джанмурад. В пяти остальных хранили кое-какие вещи, разводили шелковичных червей, зимой держали телят.