Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог. Том 2. Звуковые фильмы (1930-1957)
Шрифт:
«Я с ума сошла, — спохватилась наконец девушка. — Что люди подумают!» — и решительно отвернулась.
Но долго ли можно скрывать сердечную тайну? Парень теперь часто бывал в кишлаке, и очень скоро все поняли, что Джемшид и Сельби неравнодушны друг к другу. Хотя никто, конечно, не мог предположить, что они не только не заводили речи о любви, но вообще ни разу не поговорили толком.
ДЖАНМУРАД УДИВЛЯЕТСЯ
Джанмурад, младший сын Шамурада-аги, шел из школы. Подходя к дому, он услышал крик ишаков. Мальчик
Во дворе паслось несколько ишаков со спутанными ногами. Мать суетилась у тамдыра, на правой руке у нее была большая стеганая варежка — ее надевают, сажая в тамдыр лепешки.
— Поди сюда! — крикнула она сыну, отведя ото рта яш-мак.
Джанмурад повесил портфель на сучок и подошел к матери.
— У нас гости, — негромко сказала Марал-эдже, — пойди в кибитку, помоги отцу.
— Хорошо, мама.
— Подожди. Захвати-ка чуреки. Заверни только их в салфетку.
Джанмурад вошел в кибитку, вежливо поздоровался. Гостей было трое. Этих почтенных седобородых стариков Джанмурад и раньше иногда видел в доме. На костре, разложенном посреди кибитки, стоял большой кумган, вода в нем еще не закипела. «Гости пришли недавно», — сообразил Джанмурад.
Мальчик знал, что эти люди приехали неспроста, — отец приглашает их, когда надо обсудить что-нибудь важное. Знал он также, что отец его не прогонит. Шамурад-ага считал недостойным советоваться с женой, это верно, а сыновья, что ж, подрастут, мужчинами станут…
Вода закипела. Джанмурад ловко подхватил кумган и снял с огня. Гости занялись чаепитием.
После нескольких пиал один из стариков, Мятчик-ага, откашлялся и заговорил:
— Да, Шамурад, не так все получилось, как мы ожидали.
Шамурад-ага понимающе улыбнулся:
— Ничего, Мятчик. Тут главное не уступить. Она на своем стоит, и вы ни шагу назад.
— Э, Шамурад… — Мятчик-ага снял мохнатый тельпек, вытер пот со лба, снова водрузил шапку на голову и сказал со вздохом: — Нет, Шамурад, чувствую, не выйдет наше дело. Эта женщина ничего знать не хочет. Не продам, говорит, свою дочь. И все тут.
— Что? — Шамурад-ага в изумлении поставил пиалу на кошму. — Так и сказала?!
— Это еще не все. Ты послушай дальше.
Шамурад-ага снова взял в руки пиалу.
— Я, говорит, если хотите знать, никогда не согласилась бы отдать свою дочь в эту семью, но что делать — дети полюбили друг друга, не мне им мешать. А о калыме, говорит, и не заикайтесь… Такого от нее наслушались… Нет, с этой женщиной нам не столковаться!..
Шамурад-ага нахмурился, его темное, прокаленное каракумским солнцем лицо еще больше потемнело, — так темнеет в кибитке, когда солнце скрывается за тучей.
В этот вечер гости не засиживались, едва начало смеркаться, они быстро собрались и уехали.
«Чудной какой-то отец, — размышлял Джанмурад после ухода стариков. — Радовался бы, что калым не платить, а он обижается. Ведь так и деньги и скот у него останутся. А за калым, если узнают, судить будут».
Вечером мальчик услышал, как вернувшийся с работы Джемшид разговаривал во дворе с отцом.
— Тут что-то нечисто, — сердито говорил Шамурад-ага. — Хорошую вещь никто не отдаст даром. А если у вещи нет цены, у нее не будет и хозяина… Нет, сынок, не годится
— Эх, отец, не знаешь ты этой семьи… — со вздохом ответил Джемшид.
Дальше Джанмурад не слышал, его позвала мать.
ЗА НЕВЕСТОЙ
К свадьбе готовились уже несколько дней. Во дворе Шамурада-аги было шумно и беспокойно: блеяли бараны, приготовленные в награду борцам, ржали лошади, на которых должны будут ехать за невестой, недовольно кричала белая верблюдица, предназначенная нести свадебный паланкин.
И в такое время Джанмураду приходится сидеть над уроками! «Домашняя работа», — написал он. — «Примеры тел цилиндрической формы». Мальчик потрогал левой рукой лоб и задумался: «Какие у нас дома есть тела цилиндрической формы?» Он окинул взглядом комнату, взглянул зачем-то на потолок, почесал макушку. Ничего подходящего в комнате не нашлось. Может, во дворе что-нибудь?
— Называется живем… — сказал он, безнадежно махнув рукой, — ни одного предмета цилиндрической формы!
— Чего ты там бормочешь? — сердито окликнула его Марал-эдже из кибитки. — Говорила, не сиди допоздна над книгой! Учиться тоже надо в меру, переучишься, никакой лекарь не поможет!
— Нашел! — вдруг закричал Джанмурад, указывая на голову матери. — Нашел!
— О, господи! — вздохнула мать. — Да что ж ты такое нашел?
— Цилиндр нашел! Твой борук[2] — самый настоящий цилиндр, ты небось и не знаешь!
И Джанмурад, довольный, побежал записывать «примеры цилиндров».
«Не забыть ему в шапку талисман положить, — озабоченно глядя вслед сыну, подумала Марал-эдже. — Как бы не свихнулся ребенок».
Она осторожно заглянула в комнату. Мальчик сидел, склонившись над тетрадью. Мать постояла, поглядела на него и пошла в кибитку.
Невесело было в эти дни Марал-эдже, совсем не такое настроение должно быть у женщины перед свадьбой ее первенца. «Берешь девушку, смотри на мать», — говорит пословица. Марал-эдже хорошо знала мать своей будущей невестки, а потому ничего путного не ожидала от брака. «Не будет нас уважать девушка из такого дома», — не раз говорила она мужу. Однако Шамурад-ага был спокоен на этот счет: у настоящего мужчины любая девушка станет прекрасной женой. «Не чабана стадо пасет, а чабан стадо, — любил говорить он. — У хорошего пастуха и паршивая овца выправится, а нерадивый и доброе стадо загубит». Таково было твердое убеждение Шамурада-аги — будущего свекра Сельби.
Поехали за невестой.
В ауле все давно привозили невест на машине, но Шамурад-ага раздобыл где-то белую верблюдицу и соорудил на ней старинный свадебный паланкин.
У матери невесты, Миве-эдже, хлопотавшей над тушей только что зарезанного барана, глаза на лоб полезли, когда она увидела верблюдицу и колыхавшийся на ее спине паланкин.
— Да что же это такое?! — громко сказала она, чтобы все слышали. — Моя дочь человек, а не мешок с мукой, чтоб ее на верблюда грузить!
Она уже готова была в пух и в прах разнести своих новых родичей, но люди кругом улыбались, настроение у всех было праздничное, и Миве-эдже решила не портить свадьбу. «Хочешь переплыть Амударью, плыви по течению», — вспомнила она слова мужа.