Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Майоров Николай Петрович

141. «Солдатское солнышко — месяц…»

Солдатское солнышко — месяц, Осенняя черная ночь… Довольно. Подохнешь без песен, Не нам воду в ступе толочь. Любовь стала проще и строже, И ненависть трижды сильней. За тех, кто до этого дожил, Как пили отцы наши, — пей! Нелегок наш путь, не изведан, Но кто, мне скажите, когда Сказал, что приходит победа В терновом венке без труда? Нам жить — не тужить! Но без песен Душа ни к чему не лежит. Солдатское солнышко — месяц Над нашей землянкой горит. 1945 ^{141}

БОРИС

КОТОВ

Борис Александрович Котов родился 25 апреля 1909 г. в селе Пахотный угол Тамбовской губернии (ныне области) в семье учителя. В 1912 году вместе с родителями переехал в город Усмань (Липецкая область). По окончании средней школы в 1928 году Б. Котов едет в деревню Сторожевские хутора, работает секретарем сельсовета, преподает на курсах по ликвидации неграмотности.

Первые стихи Котова были напечатаны в 1929 году в воронежской газете «Новая деревня». Печатался в периодических изданиях «Журнал крестьянской молодежи», «Комбайн».

В 1931 году Котов переезжает в Горловку (Донбасс), работает счетоводом на шахте, выступает со стихами в газетах «Кочегарка», «Социалистический Донбасс», альманахе «Литературный Донбасс», в коллективных сборниках, готовит к печати свою первую книгу стихов, которой не суждено было увидеть свет при жизни автора.

По состоянию здоровья поэт был невоеннообязанным, однако весною 1942 года ушел на фронт добровольцем и стал минометчиком в одной из стрелковых частей. 29 сентября 1943 года Котов погиб при форсировании Днепра. За воинский подвиг, совершенный в последнем бою, Сержанту Борису Александровичу Котову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

142. Наступление ночи

Когда засыпают грачи, успокоясь, И воздух от сумерек влажен и чист, С проверенной скоростью угольный поезд Выводит донецкий седой машинист. В раскрытую степь, в голубые просторы По переплетам упрямых мостов И мимо зеленых огней семафоров Протянется уголь донецких пластов. Трамвай, простучав по мосту с опозданьем, Сквозь парк разноцветной ракетой плывет, И низко над крышею шахтного зданья Знакомою трассой спешит самолет. Мы вместе выходим, два брата, два друга, Мы встретим в забое весеннюю ночь, Чтоб рухнул веками спрессованный уголь, Который не в силах людей превозмочь. Чтоб глухо гудела под натиском лава, Металась зажатая в лавах жара И добрая наша шахтерская слава, Пройдя по ходкам, поднялась «на-гора», Где ночь беспокойна от гула моторов, Где лязг вагонеток и песни побед… И вот по туманным заречным просторам Идет торопливый весенний рассвет. 1937.Горловка ^{142}

143. У моря

Здесь ветер крепче и грубей, Деревья яростней и выше! И воркованье голубей Под низкою зеленой крышей. А утром, чуть шагнешь на мол, И море гулкое встречает Ударом ветра, плеском волн И криком беспокойных чаек. К знакомым скалам повернув, Садишься на широкий камень, Голубоватую волну Встречаешь жаркими руками. Но в гулкой тишине, дробясь, Ударит взрыв каменоломни, И сразу вспомнишь про Донбасс, Про шахту номер девять вспомнишь. И подступившей песне рад, Вдруг запоешь, забыв усталость: «Товарищ, выходи, пора… До смены полчаса осталось…» 1938? ^{143}

144. Дождь

Ожидаю два часа Твой спокойный легкий шаг. Засыпает знойный сад Под гудки далеких шахт. Над цветами колеся, Шмель взволнованно гудит. Чудо-яблоки висят Сверху, сбоку, впереди. Зреет солнечный ранет, И желтеющий анис, Точно в нежный пух одет, Над антоновкой повис. Но, ломая тишь в саду, Песня хлынула на дождь. Улыбаясь на ходу, Ты с подругами идешь. А навстречу (сдунув зной Взмахом черного крыла) Туча грозною стеной Из-за

яблонь поднялась. Развернувшись широко, В жарких листьях задрожав, Теплый дождик босиком По деревьям пробежал. Ты спешишь: «Я так ждала…» И смеешься, подходя. Укрывает нас шалаш От веселого дождя. И твоим подругам я Благодарность приношу: Ждут под брызгами, смеясь, Не подходят к шалашу. 1938. Горловка ^{144}

145. Сентябрь

Ветер вскинул пыль повыше, И немного погодя Вдруг ударили о крышу Две дробиночки дождя, И, качая подорожник, Заставляя травы лечь, Обложной осенний дождик Начинает землю сечь. Это снова ранний вечер Тенью встанет у окон, И в туман оденет плечи Потемневший террикон. Выйдет позднею порою Вновь соседка на крыльцо, От дождя платком закроет Моложавое лицо. Дым осядет полновесный, Листья ринутся во тьму… И опять подступит песня Близко к сердцу моему. 1940. Горловка ^{145}

146. «В полночь холодно, в полдень жарко…»

В полночь холодно, в полдень жарко, Ветер хочет всю пыль смести. Остается рабочий Харьков Вехой, пройденной на пути. Войны слева и войны справа, В центре — смертная карусель. И задумчивая Полтава Перед нами лежит, как цель. Плач старухи и крик девчурки На развалинах изб стоит. Я завидую нынче Шурке, Что в Донбассе ведет бои. 23 августа 1943 ^{146}

АЛЕКСЕЙ КРАЙСКИЙ

Алексей Петрович Крайский (настоящая фамилия — Кузьмин) родился 17(5) февраля 1891 года в Новгороде в семье отставного солдата, служившего сторожем. С четырнадцати лет был чернорабочим на железной дороге, затем в 1911 году переехал в Петербург, где работал приказчиком и конторщиком в торговом заведении. В годы первой мировой войны Крайский был солдатом, вернулся в Петроград весной 1917 года.

Первые стихи Крайского были напечатаны в 1916 году в «Маленькой газете», затем он, находясь на фронте, печатался в «Рабочей газете», «Правде» и других петроградских и московских изданиях. После Великой Октябрьской революции поэт активно участвовал в деятельности Пролеткульта, возглавлял правление Петербургской ассоциации пролетарских писателей. В начале 20-х годов он входил в литературные группы «Космист» и «Стройка». Первый сборник стихов Крайского «Улыбки солнца» вышел в 1919 году. Крайский выступал также в печати как прозаик, драматург и литературный критик.

Алексей Крайский умер в блокаду 11 декабря 1941 года.

147. Любовь

Солнце бисером по панели Рассыпалось, лаская людей… Это было в веселом апреле, В суете городских площадей. Ты меня, одинокого, взглядом, Словно солнцем, осыпала вдруг, И пошел я с тобою рядом Как давнишний, испытанный друг. Я не помню, о чем говорили, И не знаю, куда мы шли, Мы Америку, может, открыли, А быть может, и мимо прошли. Но когда я домой возвращался, Всё кружилось и пело, звеня, Каждый встречный чему-то смеялся И просил прикурить у меня. Словно девичьи щеки, краснели Стекла окон в закате лучей… Это было в веселом апреле, Накануне бессонных ночей. 1917 ^{147}

148. Мысли

Из пропастей сердца, из мозга извилин Мы вырвем мятежные мысли свои И бросим их тем, кто борьбой обессилен, И тем, кто запутался в кольцах любви. Внезапною молнией грозные мысли, Ударьте, зажгите людские сердца, Пусть видят: над бездной тираны повисли, Пусть знают: настало начало конца. 1916–1918 ^{148}