Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Майоров Николай Петрович

183. «Прощай! Я ухожу из дома…»

Прощай! Я ухожу из дома В лесную глушь родной земли. Я снова вышел в свист заката, В туман и в грусть сырых полей. О, как мне страшно, как мне странно Босой ногой ступать в пыли, В осколках солнца, без дороги, Среди неведомых людей. Здесь, дома, я оставил скромный, Уютный мир домашних книг, Себя, диван, любовь, и деньги, И сослуживцев, и друзей — Всё то, чем я был жив и честен. Чем я был весел и велик, Упрям, уверен, неподкупен, Заносчив, ясен и силен. Меня твое хранило войско, Семейный мир, веселый сон, Гардины осеняли счастье, Как пустота сырых знамен… 1925 ^{183}

184. Слава советскому Владивостоку

Прекрасней

Владивостока Не видел я городов! Мартын, взлетевший высоко Над пеной белых валов, Шальной бубнеж водостока И красный блеск вымпелов, Стена плавучего дока, Кирпичный Дом моряков (Когда смолкают удары Винта в тяжелых волнах, Туда идут кочегары В потертых дождевиках), Построечные заборы, Взбежавшие на холмы. И гавани коридоры, Где жили некогда мы, Подводы с бочками рыбы, Туман портовой зари, Мешков зеленые глыбы, Картонные фонари, Платформы, верфи, ворота Таможенного поста, Инспекторы Совторгфлота У маленького моста. Уроки в штурманской школе, Баркас, ползущий за мол, И дети, в ветреном поле Играющие в футбол, — Всё то, что мы здесь увидим Лежащим у наших ног, Всё это и есть великий Советский Владивосток. Сегодня в дальние воды Направят твердый штурвал Двухтрубные пароходы «Дзержинский» и «Камчадал». Они пройдут океаном (Вокруг — морская трава), Останутся за туманом Курильские острова. Волны разрезая складки, Идут они ночи и дни, Пока не зажгутся Камчатки Мигающие огни. 1928 ^{184}

185. Журналистская задушевная (На мотив «раскинулось море широко)

Погиб журналист в многодневном бою От Буга в пути к Приднепровью, Послал перед смертью в газету свою Статью, обагренную кровью. Редактор суровый статью прочитал И вызвал сотрудницу Зину, Подумал, за ухом пером почесал И вымолвил мрачно: «В корзину». На утро уборщицы вымыли пол, Чернильные пятна замыли, А очерк его на растопку пошел, И все журналиста забыли. И только лишь старый седой метранпаж Печально и тихо заметил: «Я помню, остер был его карандаш, И честно он смерть свою встретил». А жизнь по дорогам проторенным шла, Как будто ни в чем не бывало, И новый товарищ поехал туда, Где вьюга войны бушевала… 1941 ^{185}

АЛЕКСЕЙ ЛЕБЕДЕВ

Алексей Алексеевич Лебедев родился 1 августа 1912 года в Суздале. Отец — юрист по образованию, мать — учительница. Детство провел в Костроме. В 1927 году семья Лебедевых переехала в Иваново. После окончания средней школы А. Лебедев некоторое время работал подручным слесаря-водопроводчика. С детстве мечтая о море, он поехал на Север, три года плавал на судах Севрыбтреста и торгового флота. Вернувшись в Иваново, работал и одновременно учился в индустриальном техникуме, на строительном отделении. В 1933 году по комсомольской путевке ушел служить на флот. Был радистом, подводником. Срочную, а затем сверхсрочную службу проходил в Кронштадте.

С 1936 по 1940 год А. Лебедев учился в Высшем военно-морском училище имени М. В. Фрунзе (Ленинград). После окончания училища был назначен штурманом подводной лодки.

Первое стихотворение Лебедева было опубликовано в 1933 году в журнале «Звено» (Иваново), а с 1934 года он систематически печатался в газете «Красный Балтийский флот» (Ленинград), с 1938 г. активно сотрудничал в журнале «Краснофлотец», в других периодических изданиях. В 1939 году выходит первая книга стихов поэта — «Кронштадт». В этом же году А. А. Лебедев был принят в Союз писателей. В 1940 году появляется вторая книга — «Лирика моря».

С первых дней Великой Отечественной войны Лебедев — на боевых кораблях Балтики. В ноябре 1941 года подводная лодка Л-2, на которой поэт служил штурманом, наскочила на мину при выполнении боевого задания в Финском заливе. Весь экипаж лодки погиб.

186. Осень на флоте

Шумит над Кронштадтом балтийская осень, Созревшие падают в воду каштаны. Булыжник дождями и ветром исхлестан, А с норда и веста летят ураганы. И небо дымится — от взрывов прибоя, Идущего минной атакой на молы, И дно якоря покидают морское. Эскадры идут в напряженный, тяжелый Маневренный рейс, и колышется воздух Осенних ночей над водой и гранитом, Наполненный гулом стальных бомбовозов, Сияньем прожекторов, ревом зениток. Пред нами волна, непогода и запад, За нами — страна пятилетнего плана. Буруны взлетают и рвутся, как залпы, Ведут корабли в темноту капитаны. На теплой земле под Москвой, за Москвою Ребят провожают друзья на вокзалы, И пески взлетают над желтой травою, Как вымпел балтийский, от осени алый. Ребята вступают на борт «Аммермана». Врывается в ноздри просмоленный ветер, Кронштадт возникает уже из тумана Тончайшими красками флажных соцветий, Сиянием

всей корабельной «медяшки», Звенящими склянками, дудок призывом. Неплохо рубашки сменить на тельняшки, Взглянуть на тяжелых орудий массивы И чувствовать гордо, что мы, краснофлотцы, Товарищи ветру, линкорам, ребятам, Что лучшим страна доверяет бороться И лучших она одевает в бушлаты. Дневальный откроет широко ворота, С штыка отряхнет заструившийся холод. Дежурный разводит команду по ротам, И утро начнется зарядкой и школой. А к ночи булыжник дождями изрублен, «Купцы» тишину разрывают сиреной. Приходит в до блеска надраенный кубрик Морская, хорошая, крепкая смена. <1935> ^{186}

187. Строевая подготовка

До мая спрятаны бушлаты, Суров арктический норд-ост. По звонким улицам Кронштадта Шагает крепнущий мороз. Тогда в широкие просторы Гранита, солнца и воды Проходят, пробуждая город, Шеренги флотских «молодых». И взводы выровнены чище, Винтовку стиснула рука, И ветер, налетая, свищет И гонит в море облака. В шинели новой много жару, Не обносились сапоги, Но песня поднята, как парус, И тверже звонкие шаги. Так наша молодость шагает, Глубоко, как борец, дыша; А день — эскадра голубая — Заходит в гавань не спеша. <1935> ^{187}

188. «Свирепый ветер рвется под бушлат…»

Свирепый ветер рвется под бушлат И гонит облака не уставая, Так возникает утро, Ленинград, Холодный лязг небыстрого трамвая. Да, осень — это стынущий гранит, Неву хранящий в сумрачных объятьях, И в семь утра горящие огни, И ветер этот, злобный, как проклятье. Лежит у ног матросский сундучок, А надо мной скупого неба просинь… А улиц вид туманен и далек. Стою, курю, и горек дым, как осень. 1937 ^{188}

189. «Вот вечер крадется бочком, бочком…»

Вот вечер крадется бочком, бочком, Мигнул маяк зрачком своим сторожко, Горит закат надраенным бачком, Склонился кок над свеклой и картошкой. В такую пору дудкам звонко петь, Сзывая тех, кто вахтою не занят, И увольнений блещущая медь Летит в ладонь и прячется в кармане. А вечер тих, и голоса ветров С гуденьем волн в вечерний час не спорят; Качнулся трап… привет тебе, Рамбов, Привет тебе, земля — подруга моря! <1938> ^{189}

190. Весна на флоте

Запомнить приметы весенние просто: То ветер — дыхание моря и льда, И чайки, летящие быстро с зюйд-оста, Оттуда, где плещет морская вода. Весна возникает напором ремонта, Теплеют квадраты обшивки стальной, Форштевни стремятся уже к горизонту Для бега, для яростной встречи с волной. Канаты запахли сосною смолистой, Чернеют разводья за грузной кормой, И слышит привычное ухо радиста Разряды, не слышимые зимой. Светлее, синее часы увольнений, На баке толкуют про дальний поход, И песней о море, о славе сражений Весну боевую приветствует флот. <1939> ^{190}

191. Мы из Кронштадта

Так вот эта хмурая осень, Уже отдающая верпы В Кронштадта гранитную гавань, Где грозно спят корабли. Отмечены склянками восемь, Скуп хлеб, разделенный шкертом. Эскадрам чужим не плавать У берега нашей земли! Ну да, мы мальчишками были, Когда подходил Юденич, Британских эсминцев пушки Грозили тебе, Кронштадт; Но наши отцы служили, Вели корабли на сближенье, И запах штормов ревущих Отцовский впитал бушлат. Товарищ, ты видишь эту Сухую полынь и скалы, Гремящую воду ниже И связанных моряков, Ты слышишь взнесенную ветром Последнюю речь комиссара И раздающийся ближе Отчетливый лязг штыков. Республика! Мы окрепли, Пришли на твои границы Счастливые, гордые честью Быть посланными во флот. Пускай нас штормами треплет, Но в море идут эсминцы, И вахты стоят на месте, Когда засвистят в поход. <1939> ^{191}