Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки
Шрифт:
Стали мощной стеной исполина
Против красных когтей сатаны
Весь народ от велика до мала
Встал в защиту отчизны своей,
Мир прогресса во что бы ни стало,
Призывает о помощи ей.
Я уверен, что крепость Суоми,
Закаленной в боях — не секрет,
Никогда и никто не подломит,
Коль не страшен восточный сосед.
С первых дней наглых действий на фронте,
Средь озер, занесенных лесов,
Облик славы погас в горизонте
Расхваленных советских бойцов.
Мне страна эта твердая нравится
И куда я ни кину свой взор,
В крепкой спайке Суоми-красавица
Отражает бандитский напор.
1 марта 1940 г.
(орфография и правописание сохранены — Д. Ф.)
Кроме администрации лагерей в идеологической и культурной
В архиве Министерства иностранных дел Финляндии находится большое количество подобных телеграмм и запросов. Например:
«Париж, 30/I-40
Представитель Туркестанских эмигрантов Мустафа Чокайоглы интересуется, есть ли среди военнопленных узбеки, киргизы, казахи, туркмены. Хочет прибыть в Финляндию для общения с ними».
Или же:
«Мусульманская община Финляндии просит Министерство Иностранных Дел освободить следующих военнопленных и предоставить им вид на жительство и разрешение на работу.
1. Абдулла 3екериё год рождения 7.01.1916, Башкирия, деревня Сабалак.
2. Рахман Ибрахим год рождения 20.04.1918, Самарканд, деревня Тюняк.
3. Утарбай Халидулла год рождения 10.03.1917, Гурьев, деревня 3аберн.
4. 3ахидулла Салих год рождения 13.09.1916, Башкирия, деревня Кёсён».
Помимо запросов эмигранты напрямую встречались с военнопленными в лагерях и тюрьмах Финляндии. Пленный Андрей Колынюк показывал:
«Каждый день агитировали остаться в Финляндии. Особенно украинцев. Говорили нам, что все равно вас расстреляют».
Хильченко Иван: «Украинцев агитировали остаться в белогвардейском отряде Французской армии (вероятнее всего, имеется в виду Иностранный легион. — Д. Ф.). Последний раз приезжал полковник и перед строем украинских красноармейцев требовал вступить в отряд».
Военнопленные Дуговой, Лоyшников, Мазура, Снегуров показали, что к ним «в камеру заходил одетый в штатское преклонного возраста человек и рекомендовал себя бывшим министром В России проф. Шульгиным, беседовал с пленными и предлагал воевать против СССР». Такие же показания дал и бывший военнопленный Ходаковский И. С: «Бывший украинский капиталист Шульгин агитировал военнопленных ехать во Францию и готовиться к борьбе за отторжение Украины».
Все же большинство военнопленных не сотрудничало с финнами. Они относились настороженно к финской пропаганде или даже, как отмечали и сами финны, не были к ней восприимчивы. Более того, в лагерях и тюрьмах, где содержались советские пленные, существовали подпольные комсомольские и партийные ячейки. Проводились собрания, выпускались и распространялись рукописные листовки.
«Товарищи!
Не поддавайтесь наглой пропаганде белофиннов и их наемной сволочи. Помните, что Родина дороже всего. Пустая болтовня, что нас расстреляют на своей территории. Это только оружие в их руках для вербовки слабохарактерных товарищей. Но мы верим, что среди нас такие не найдутся… Помните, что Родина примет нас как своих сынов, участвовавших в борьбе с белофиннами. Так что лучше смерть, чем измена Родине… Сидя под замком и решетками, мы не падаем духом, мы уверены в победе Красной Армии… Да здравствует коммунизм во всем мире. Да здравствует Сталин».
Хотя партийные и комсомольские ячейки были немногочисленны, но влияние на военнопленных они оказывали. Неслучайно советские пленные переходили границу с возгласами:
«Наконец-то мы вырвались с каторги», «Теперь-то мы дома».
Как в СССР, так и в Финляндии власти нарушали статьи Женевской конвенции (ст. 38–40) о праве военнопленных отправлять
Хотя Финляндия и признавала Женевскую конвенцию о военнопленных, но все же, в нарушение международного права, финские военные власти препятствовали Красному Кресту оказывать гуманитарную помощь военнопленным, также запрещалось получать посылки. Кроме того, финская сторона, в нарушение своих же гарантий советским пленным, отказала Международному Красному Кресту в его просьбе переправить военнопленных в другие страны, мотивируя это тем, что их мало, а финским властям необходимо продемонстрировать миру гуманное отношение к пленным.
Кардинально противоположной точки зрения придерживались сотрудники политотдела УПВИ НКВД СССР в своей работе с финскими военнопленными. В СССР основной упор делался на культурно-воспитательную и политическую работу среди военнопленных, при полном игнорировании вопросов религии. Хотя по своему правовому статусу финские пленные имели право свободно исповедовать религиозные убеждения. Библия и другие предметы религиозного культа не подлежали конфискации на приемных пунктах военнопленных. Однако данных, подтверждающих или опровергающих это, ни в российских архивах, ни в воспоминаниях самих финских военнопленных обнаружено не было. Впрочем, российский исследователь профессор В. Конасов, говоря о Грязовецком лагере, отмечает, что «проявляя служебное рвение, начальство изъяло у военнопленных Евангелие и шовинистическую литературу» [208] . Думаю, что это утверждение вполне соответствует действительности, так как, исходя из задач и целей культурно-просветительской работы среди пленных, можно сказать, что реальная обстановка в местах временного и постоянного размещения финских пленных отличалась от декларированного положения.
208
В. Конасов, А. Кузьминых, 2002. С. 16.
Помимо политической работы в лагерях для финских военнопленных была налажена культурно-просветительская работа. Впрочем, достаточно трудно провести четкую грань между тем, где заканчивалась культура и начиналась политика, — эти две области были очень тесно переплетены между собой в СССР. Однако ситуация, особенно в начале Зимней войны, осложнялась тем, что в лагерях отсутствовала литература на финском языке. Хотя 25 января 1940 года для Грязовецкого лагеря был составлен список книг, в котором, по свидетельству инструктора политотдела Сенкевича, было свыше 30 наименований книг и брошюр общим количеством 101 экземпляр. Наряду с произведениями Бальзака, Джерманетто, Сиадли, Андреса, Толстого, Пушкина, Чехова, Новикова-Прибоя, Горького, Фадеева и других, то есть художественной литературой, в библиотеке, естественно, должны были находиться книги классиков марксизма-ленинизма и советских партийных и государственных деятелей: Маркса, Энгельса, Ленина, Крупской, Молотова, Кагановича, Берии, Микояна и других авторов. Кроме того, в список литературы было включено несколько русско-финских словарей. Однако в этом списке ощущается доминирование книг идеологического содержания — из 31 наименования 18 было политического характера, соответственно из 101 экземпляра 57 принадлежали к последней группе. Впрочем, очевидно, что эти книги не были направлены в Грязовецкий лагерь, так как его начальник в телеграмме от 27 января 1940 года в Москву в УПВИ НКВД все еще просил оказать содействие в приобретении литературы и газет на языке военнопленных [209] .
209
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 13.