Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки
Шрифт:
К концу февраля ситуация несколько изменилась: в лагерь стали регулярно поступать газеты на финском языке. Но ситуация с библиотекой продолжала оставаться неясной. В докладной записке от 29 февраля 1940 года начальнику УПВИ Сопруненко старший инструктор политотдела УПВИ батальонный комиссар Лисовский отмечал, что в лагере необходимо создать библиотеку на финском языке, однако за две недели до окончания Зимней войны библиотека все еще не была создана. Вероятнее всего, литературу в лагерь направили, если направили вообще, не раньше марта 1940 года, то есть перед прибытием сюда основной массы финских военнопленных в количестве 340 человек из Сестрорецкого и Петрозаводского приемных пунктов.
В распоряжении исследователей есть еще один перечень книг на финском языке, предназначенных для Грязовецкого лагеря, который несколько отличался от предыдущего. Во-первых, количество наименований книг было сокращено до 30. Во-вторых, сократилось и количество экземпляров — со 101 до 38. В-третьих, претерпел изменения список книг, он был пополнен художественной литературой: книгами русских, советских и иностранных авторов на финском языке — Салтыкова-Щедрина, Тургенева, А. Толстого, Гайдара, Кассиля,
Вообще же, информация о библиотеке в Грязовецком лагере весьма неполная. Кроме имеющихся в нашем распоряжении списков литературы, утвержденных УПВ НКВД СССР, и данных, приведенных в статьях Т. Малми и Л. Носыревой [210] , других сведений об этой библиотеке, в ходе подготовки данной работы, в российских архивах не обнаружено. Нет упоминаний о ней и в воспоминаниях бывших финских военнопленных.
Вполне очевидно, что создание библиотеки на финском языке было необходимо для проведения просветительской работы среди финских военнопленных, так как каждый человек, с точки зрения советской идеологии, обязан был стремиться к повышению своего культурного и образовательного уровня. С последним, по мнению работников Грязовецкого лагеря, у финских военнопленных дело обстояло не лучшим образом.
210
Talvisodan pikkujattilainen. 1999, ss. 797–798, 808.
Образовательный уровень военнопленных финской армии, содержащихся в Грязовецком лагере в 1940 году:
| Образование | Количество человек |
|---|---|
| Неграмотные | 5 |
| Малограмотные | 78 |
| 1 класс | 16 |
| 2 класса | 43 |
| 3 класса | 38 |
| 4 класса | 310 |
| 5 классов | 1 |
| 6 классов | 81 |
| 5 классов средней школы | 7 |
| Окончившие гимназию | 5 |
| Окончившие учительский семинар | 3 |
| Окончившие лицей | 13 |
| Всего | 600 |
Как видно из приведенной выше таблицы, 13,8 % финнов, находящихся в лагере, были неграмотными и малограмотными, 16,1 % имели начальное образование, 51 % имели образование 4 класса, 14,8 % — окончили пять или шесть классов, и лишь 3,5 % окончили гимназию, лицей или учительские курсы. В связи с этим возникает вполне закономерный вопрос могло ли большинство финских военнопленных самостоятельно прочитать и в полной мере понять и осмыслить книги библиотеки Грязовецкого лагеря?
К большому сожалению, ни в российских архивах, ни в воспоминаниях финских пленных мной не было обнаружено никакой информации о культурно-просветительской работе среди финских военнопленных на приемных пунктах НКВД. Я считаю, что, вероятнее всего, именно из-за краткосрочного пребывания пленных в данных местах политотдел УПВИ не считал необходимым проводить там данные мероприятия, предпочитая сконцентрировать свое внимание на этом вопросе в месте, где было собрано наибольшее количество военнопленных. Однако по указанию политотдела УПВИ среди пленных уже на приемных пунктах проводилась политико-идеологическая работа.
В советских лагерях и приемных пунктах для финских пленных администрация поощряла разговоры на любые темы. Это делал ось для того, чтобы как можно скорее выяснить политическую принадлежность военнопленного и в соответствии с этим заняться его идеологической обработкой. С этой целью регулярно проводилась «разъяснительная работа» по общим вопросам жизни советских и финских людей, устраивались читки газет на финском языке, показ советских кинофильмов с финскими субтитрами. При этом, конечно, давались соответствующие пояснения и комментарии. Однако, как справедливо отмечает профессор В. Конасов, эти кинокартины какого-либо всплеска политических
211
В. Конасов, А. Кузьминых, 2002. С. 20.
Пропагандистская и агитационная работа с финскими военнопленными Зимней войны, судя по имеющимся в нашем распоряжении протоколам допросов, велась по достаточно прямолинейной и упрощенной схеме. Финское общество было условно разделено на три категории людей — к первой относились лояльно настроенные в отношении Советского Союза, его экономического и политического строя и т. п. Ко второй группе причислялись негативно относящиеся к СССР, русским и т. п. К третьей группе советские военные и гражданские органы относили тех, кто был нейтрально настроен в отношении Советского государства или же не определился в своих политических симпатиях. В соответствии с этим строилась политработа с финскими военнопленными.
Вполне очевидно, что такое деление ни в коей мере не соответствовало реальному положению дел. Также не вполне корректно было деление финских военнопленных на такие категории, как коммунисты, социал-демократы и шюцкоровцы. Если с первой группой было все достаточно просто и серьезных корректировок их политических убеждений не требовалось проводить, то с последними двумя возникали достаточно большие сложности. Например, шюцкоровцами, в советской трактовке, априори были приверженцы идеи Великой Финляндии, те, кто поддерживал безоговорочно всегда и во всем независимость страны от влияния соседних стран, отстаивал подавляющее положение в экономике частной собственности. Соответственно они враждебно относились к идеям социализма, организациям и движениям рабочего класса, жестоко преследовали коммунистов. К ним причислялись члены различных движений и партий, например Карельского академического союза, Народно-патриотического союза и многих других. При этом иногда ставился знак равенства между шюцкоровцами и фашистами и отнюдь не учитывалось, что многие сторонники национально-патриотических течений не имели ничего общего с фашистами. То есть в СССР существовал ярко выраженный идейно-политический стереотип, установившийся еще в конце 20-х годов и просуществовавший в умах советских людей несмотря ни на какие изменения в политической трактовке этого термина. Таким образом, из всего вышесказанного видно, в чем особенно наглядно выражался упрощенный, схематизированный подход советской пропаганды.
В связи с этим необходимо сделать одно немаловажное замечание: во время Зимней войны советские власти крайне осторожно оперировали термином «фашист», так как после подписания пакта Молотова-Риббентропа Германия стала стратегическим союзником СССР поэтому в отношении попавших в плен военнослужащих финской армии практически никогда не употребляли термины «фашист» и «антифашист». В советской пропаганде они были подменены понятием «белофинн» или более широким — «шюцкоровец».
Однако и социал-демократы из числа финских военнопленных не были однородной массой. Они также придерживались идеи национальной независимости Финляндии, но в то же время были сторонниками западной социал-демократической ориентации. И хотя эта группа пленных и выступала за более тесные контакты с Советским Союзом в культурном, экономическом и политическом плане, но, как и шюцкоровцы, и некоторые лояльно относящиеся к СССР военнопленные, опасалась советизации и большевизации Финляндии, установления колхозного строя и т. п. Расхождения были и в подходе к такому принципиальному, с точки зрения СССР, вопросу, как отношение к частной собственности на землю и средства производства. Так, например, во время допроса на Сестрорецком приемном пункте упоминавшийся уже член социал-демократической партии Финляндии Суло Ниемеля «заявил, что коммунисты для того хотят отобрать землю и предприятия у богатых, в том числе и социал-демократических вождей, как, например, у Таннера, что они завидуют их благосостоянию» [212] . Вообще же, на основании имеющихся в распоряжении исследователей проблемы финских военнопленных документов, в том числе и протоколов допросов, можно сделать заключение о том, что финские социал-демократы из числа пленных в основной массе полностью поддерживали политику Финляндии в отношении войны с СССР Как справедливо отмечает профессор университета Т. Вихавайнен, во время Зимней войны произошло единение нации перед лицом советской угрозы и «социал-демократы значительно сблизились с буржуазными слоями Финляндии» [213] . Это обстоятельство в значительной степени раздражало политорганы УПВИ НКВД СССР, так как приходилось уделять внимание работе не только с шюцкоровцами, но и с социал-демократами, которые в большинстве своем по социальному происхождению и положению являлись «социально близкими элементами».
212
РГАСПИ, ф. 522, оп. 1, д. 47, л. 29.
213
Т. Вихавайнен. 2000. С. 136–137.
Была и еще очень маленькая прослойка финских военнопленных, в основном относящихся к беднейшим слоям населения или придерживающихся коммунистических идей. Эта группа военнопленных считала необходимым установление в Финляндии советской власти или даже при соединения ее к Советскому Союзу.
Всего, по подсчетам лагерной администрации, из 600 финских военнопленных, находившихся в Грязовецком лагере на 17 апреля 1940 года, было: членов шюцкора — 72 человека, членов социал-демократической партии — 64, членов коммунистической партии — 13, членов союза молодежи — 3, беспартийных — 448 человек [214] .
214
РГВА, ф. 1п, оп. 2е, д. 17, л. 94.