Советско-Вьетнамский роман
Шрифт:
Кашечкин прилетел в Москву в конце сентября, когда летняя жара спала, но стояли еще ясные дни. Москвичи удивлялись позднему теплу, а Кашечкин мерз. Зато его загар не вызывал никаких подозрений и казался просто особым курортным загаром. Он с удовольствием смешался с толпой москвичей.
Кашечкин не спешил. Он не спешил получать новое назначение. Он не спешил никуда идти. Он наслаждался Москвой. На груди у него сверкал новенький орден.
Кашечкин приехал к маме. К матери с войны вернулся сын, возмужавший, прошедший огонь,
Дрожащими руками он набрал номер Светланы и вслушивался в гудки, нетерпеливо ожидая ответа. Наконец в трубке хрустнуло, и баритон полковника произнес:
– Алло! Я слушаю!
– Товарищ полковник, здравствуйте! Это я, Василий Кашечкин, вернулся!
– Здравствуйте, – сухо поприветствовал полковник, и Василий с удивлением заметил, что голос у полковника не такой уж твердый и уверенный.
– Извините, что не писал. Не мог. С почтой там проблема.
– Да. Знаю.
– Не могли бы вы позвать Светлану?
– Не мог бы. Ее нет дома.
– А, так она в институте! – догадался Кашечкин. – У них уже занятия начались! Тогда я поеду, встречу ее.
– Не надо никуда ездить. – Голос Акиньшина стал каким-то вялым и бесцветным.
– Почему? – удивился Кашечкин. – Что случилось?
– Ничего. Просто вам лучше не встречаться.
– Я ничего не понимаю. Пожалуйста, объяснитесь.
– Никаких объяснений не будет. Это решено.
– Нет, ничего не решено, – прервал его Кашечкин. – Должен вам напомнить, что именно из-за любви к вашей дочери я оказался совсем не на курорте. Так что теперь все, что касается ее, касается и меня. Я имею право требовать объяснений.
– Единственное, что я могу вам сказать – это рекомендовать не встречаться со Светланой. – Без объяснений.
– Знаете что… – Кашечкин немного помедлил. – Не нужно мне ничего объяснять. Мы со Светланой вполне самостоятельные люди и сможем все решить сами. И, скорее всего, так будет лучше. Так что прощайте.
– Постойте!
Но Кашечкин уже повесил трубку. В душе его роились самые нехорошие подозрения. Самой страшной была мысль, что Светлана уже успела выйти замуж, а ее отцу неудобно говорить о таком прискорбном факте.
Немного поразмыслив о возможном женском коварстве, Кашечкин надел китель и фуражку и посмотрел на себя в зеркало. Сам себе в зеркале Кашечкин понравился. Он отдал самому себе честь, открыл дверь и вышел.
В это субботнее утро Москва казалась необыкновенно красивой. Кашечкин с удовольствием шел к университету и надеялся, что сумеет встретить Светлану. С толпой студентов он прошел в хорошо знакомую калитку, посмотрел на памятник Ломоносову и принялся ждать.
– Салют, лейтенант! – кто-то хлопнул его по плечу. Кашечкин обернулся. Там никого не было.
– Ха! Старая студенческая шутка! – Паша оскалился в улыбке. Бритая физиономия казалась круглой, как блин.
– Здравствуйте! – Кашечкин протянул ему руку.
– Здорово!
Студент хотел было хлопнуть по его ладони, но Кашечкин перехватил его ладонь и сильно пожал.
– Ух ты! – удивился быстроте его реакции Паша. – Ловок стал! Силен! А загар-то какой! Где же ты все это время пропадал?
– Служил.
– Заметно. В Средней Азии, что ли?
– Дальше.
– Ну да. А теперь к Светке пришел?
– Да.
– Эк хватился! Ты что, совсем фишку не просекаешь?
– Хватит паясничать. Светлана здесь?
– Диплом у нас. А когда диплом, то что?
– Что?
– В универ не ходят. А только на консультации. Я вот сегодня совершенно случайно сюда попал. А Светка позже будет.
– Так она дома?
– А чо ты удивляешься?
– Отец сказал, нет ее дома.
– А, ну значит, у хахаля она.
– Что?
– А ты, лейтенант, что, не в курсе? Она тебе что, не писала?
– Нет.
– Ну, ты, лейтенант, с прибабахом! Два года где-то мотался, не писал, а тут явился!
– Не мог писать, далеко был.
– А, вот что, – понимающе кивнул Паша. – Слушай, воин, ты совсем не в теме. Пива хочешь?
– Хочу, – честно признался Кашечкин.
– Ну и черт с ней, с консультацией! Пошли, вздрогнем.
Они пошли в ту же самую пивную на Дмитровке, взяли по кружке разведенного пива, отхлебнули и посмотрели друг на друга. Кашечкин за это время прокалился солнцем. Лоб прочертили первые морщинки, и они же тонким веером разбегались из уголков глаз.
Паша же нисколько не остепенился и, казалось, не изменился. Только пивное пузико стало больше, а патлы на голове – чуть короче.
– Да, лейтенант, – наконец нарушил Паша затянувшееся молчание, – видать, досталось тебе.
– Не без этого, – кивнул Кашечкин. – Ну, рассказывай подробно. Что за хахаль?
– Да с весны ее какой-то перец регулярно подвозит. А на неделе она к нему после универа в тачку садилась.
– Что, на такси ее возит? – удивился Кашечкин. Даже для него, боевого офицера, возить девушку на такси было непозволительной роскошью.
– Не, круче! На своей тачке. «Волжанка» черная.
Кашечкин призадумался. Черная «Волга» была не просто машиной, а олицетворением принадлежности к номенклатуре коммунистической партии. Машины «Волга» простым людям не продавали, а черные «Волги» имелись только у начальников. И только у коммунистов. Паша поправился:
– Вру. Тачка не его. Видать, папашкина. А папашка – большая шишка
– Тоже следит за сыном, как у Светы?
– Не! – усмехнулся Паша, – этому на сынулю, судя по всему, начхать. Он сам по себе.